рубки, а сама подтянулась к креслу и заключила Поля в объятия.
— Ради этого можно было постараться, — сказал он, когда Николь его наконец выпустила.
— Наверно, это целое состояние…
— Пустяки. Мы с Данно вместе росли. Более того, он утверждает, что Лайле это даже пришлось по душе. Похоже, она решила, будто оказанная тебе любезность поможет ей получить ангажемент на Луне.
— Это было бы чудесно!
— Я хотел отблагодарить тебя за доброту, с какой ты и твои родители относились ко мне много лет.
— Проклятие, Паоло, что я могу для тебя сделать?..
— Я могу удариться в сантименты, командир, и сказать, что для меня нет большей награды, чем сияние ваших глаз.
— Не верю!
— Жаль. Ничего, думаю, когда-нибудь счет уравняется сам собой. А что это у тебя?
— Подарок из камбуза.
— Можно, я пропущу? Я уже перекусил.
— Попробуй, не пожалеешь!
— Как автобус? — поинтересовалась Николь несколько минут спустя.
— В норме. В основном разъезжает по домашним делам. Если почту загрузили по графику, должен быть минут через пятнадцать. По-моему, Медведь ждет результатов обработки экспериментальных данных, которые мы вчера выслали в Хьюстон. — Нахмурившись, Поль отставил суп и указал на забинтованное запястье. — Кьяри?
Николь кивнула.
— Я бы вышиб ему мозги при первом удобном случае.
— Ах, мой рыцарь в сверкающих латах! Лучше присмотри за собой; он учит меня, как убивать людей, одетых в скафандры полной защиты.
— Боже, он же изувечил тебя!
— Не больше, чем тебя, сорвиголова.
— Он показывает тебе намного больше приемов и гоняет гораздо жестче, чем меня. Я против тебя не выстоял бы и минуты.
— Ты и раньше не мог.
— И то верно, — криво усмехнулся Поль. — Потому-то я здесь, а ты… — он ткнул пальцем в сторону левого кресла, по обычаю принадлежащего первому пилоту.
— Когда-нибудь, сынок, — с шутовской торжественностью отозвалась Николь, — оно достанется тебе.
— Да я и не стремлюсь.
— Вот так новость! Насколько я помню, Поль да Куна…
— …собирался зажигать звезды. Вообрази мое удивление, когда я узнал, что они уже горят.
— Ужасно смешно.
— Да ничуточки. Речь не о том, Николь. Я знаю свои возможности. Главным образом потому, что ты придаешь мне большую значимость.
— Чокнутый.
— Разумеется. Есть у кого учиться. Эй, командир, а Хана внизу?
— Подозреваю, что ей пришлось убирать за всеми.
— Как, по-твоему, она станет отказываться от помощи?
— Попытайся. За хозяйством я присмотрю. Только не засиживайся!
Когда Поль ушел, Николь выключила музыку и перемотала пленку, предпочитая немного посидеть в тишине. Пением Лайлы она насладится после, наедине. Машинально она запустила проверку систем «Странника». Все показатели были в норме. Устроившись поудобнее в кресле, Николь отрегулировала привязные ремни так, чтобы не терять бдительности, потом запахнулась, мимоходом погладив серебряные «крылышки», приколотые слева. Температура не изменилась — здесь было не менее уютно, чем в Карусели, но Николь вдруг почувствовала холод. Куртка осталась у нее в память о пребывании в Эдвардсе как знак избранных; такие куртки старшие пилоты-испытатели вручают тем, кого считают ровней. Этой чести удостаивают независимо от чинов или возраста; признавая отвагу, мастерство и талант, а также миллион прочих качеств, необходимых прирожденному пилоту. Гарри Мэкон накинул тужурку на плечи Николь через день после безупречного полета в качестве второго пилота спускового аппарата XSR-5 — челнока, призванного поднимать грузы и пассажиров на орбиту и, главное, спускать их обратно на поверхность планеты. То был первый полет не только для нее, но и для корабля. А всего неделю спустя она летела четвертым номером, отдавая Гарри последние почести. Немного не долетев до кладбища, Николь свечой взмыла в небо, чтобы разрыв в строю символизировал погибшего летчика. Выждав, когда остальные самолеты повернут к дому, Николь с высоты заметила, как люди потянулись с кладбища к автомобилям, и бросила машину в пике, выжимая из двигателей все, что можно. Такова была ее личная дань, полет валькирии. Машина пробила звуковой барьер прямо над могилами, и гром грянул над пустынным плоскогорьем, как грохотал десятилетиями, со времени полета Йейджера[5] , ставшего вехой в истории авиации. Николь устремила ревущую машину навстречу заходящему солнцу, полуослепнув от его сияния и от слез.
С тех пор утекло немало воды, но взор снова затуманился.
Смахнув слезы, Николь обратилась мыслями к Хане, гадая, насколько глубоки чувства Поля к ней и как это может сказаться на экспедиции. Она видела личное дело Ханы — та покинула Стэнфорд больше двух лет назад, перебравшись в учебный центр НАСА, но до сих пор в ее голосе звучала боль, когда она говорила о Бесс. Боль и утрата.
«Каково ощущать подобную привязанность? — задумалась Николь. — Смогла бы я так же пожертвовать любимым человеком во имя мечты? Или во имя долга? А если бы произошло обратное? Сумела бы я вынести, если бы меня бросили?»
Подумав о Кьяри, она тут же услышала его и чуть не подскочила от неожиданности.
— Ты хотела видеть меня, Кэт?
Голос доносился с нижней палубы, от пультов специалистов; надо полагать, там же находится и майор Гарсиа. Наверно, они решили, что здесь больше никого нет — должно быть, видели, как Поль спустился в Карусель; во всяком случае, говорили они не таясь, и скоро Николь поняла, что не хочет обнаружить свое присутствие.
— В какие игры ты играешь с Ши? — настойчиво осведомилась Гарсиа.
— Я делаю свое дело.
— Чушь, Кьяри, ты учишь ее собственному арсеналу уловок, показываешь приемы, о которых мне даже не намекал!
— Ревнуешь?
— Требую объяснений. Ты даешь больше, чем может когда-либо понадобиться в ее положении.
— Сомневаюсь.
— Да Куну ты так не натаскиваешь.
— Пустая трата времени. Надо отдать должное, парнишка и сам знает об этом.
— Почему?
— Лишен способностей.
— Не рожден убийцей?
— Если хочешь, — вздохнул Кьяри.
— Это относится и ко мне?
— Не наезжай, Кэт. Я слишком устал, чтобы устраивать сцены.
— Николь тебе всыпала?
— Не так сильно, как пытаешься ты.
— И как она тебе?
— Одна из лучших.
— То же самое говорили в Эдвардсе. И в Хьюстоне. Но тем не менее на симуляторе челнока она
