Тут Николь облапила пара мощных рук, и басовитый голос пророкотал прямо в ухо:
— Бу-бу-бу!
— Рамси, ну, ты обольстителен, как всегда.
— Когда речь заходит о тебе, лейтик, я не могу удержаться, — отозвался майор, ленивая улыбка и классические черты которого делают его объектом внимания всех встречных женщин, одетый точь-в-точь в такую же кожаную куртку, как Николь. Получив имя от отца, служившего в вашингтонском береговом патруле, а внешность и природную грацию — от матери-тосканки, Рамси Шеридан в общении всегда ухитряется хранить те же спокойствие, небрежность и внешнюю невозмутимость, которые заработали ему славу одного из лучших летчиков-испытателей Центра.
— Ты уже входишь в поговорку, как спасательница жизней и техники, — продолжал он, одной рукой обнимая ее за плечи, а другой принимая бокал с «Пароходным якорем», который налила ему Сью.
— Намек, что я по любому поводу — в кусты?
— Нет, серьезно, Николь, у нас затевается игра, но не хватает человечка до комплекта.
— Прощупываешь почву, Рамси?
— Послушай, я разве спрашивал бы, если бы хотел услышать «нет»? — и он ласково подтолкнул Николь, заставляя слезть с табурета и направиться к столику, где обычная шайка головорезов собралась ради традиционной еженедельной партии в карты.
Ставки были умеренные, и Николь это вполне устроило. Ее вовсе не вдохновляла идея сесть за карты — чем больше проходило времени, тем сильнее сказывались на ней последствия сегодняшнего приземления, — но Рамси не оставил возможности вежливо отказаться. Она пребывала в странном состоянии, усталость прямо-таки пожирала ее — плечи ныли, как после первого сеанса на центрифуге, — но нервы были чересчур взведены, чтобы уснуть. Сочетание опасное, гарантирующее небрежность и неосмотрительность, но Николь не придавала этому такого уж значения, чтобы пытаться стряхнуть усталость. К чему утруждаться? При первой сдаче она осталась при своих с двумя картами и спасовала, когда ход вернулся к ней со ставкой в десять зеленых.
На второй сдаче было примерно то же. На третьей она повышала, имея на руках две пары, но получила щелчок по носу в виде тройки одного достоинства. Когда колода обошла круг и настала очередь сдавать Николь, она успела немного выиграть, чуть больше проиграть и оказаться в минусе долларов на двадцать. Она мысленно обрушивала на голову Рамси громы и молнии, но этому сукину сыну все было как с гуся вода.
— Найдется местечко еще для одного? — поинтересовался молодой человек, года на два-три моложе Николь, с этаким байроновским лицом — впалые от природы щеки и красиво очерченные скулы создают прекрасное обрамление для его широко поставленных темных глаз, хотя, пожалуй, все вместе оставляет впечатление избытка изящества. Полные губы изогнуты в едва уловимой иронической усмешке, как у человека, привыкшего ходить своей дорогой, не придерживаясь почти никаких границ. Сложен он атлетически, но изящно, чуть ли не схематично, и движется со скупой, экономной грацией, какую Николь привыкла видеть лишь у младшего брата и его коллег-танцоров.
— Твоя игра, Рамси, — сказала Николь, скрывая радость при виде неудовольствия, мелькнувшего на лице майора; надо полагать, это достойная расплата за то, что он подставил ее. — Говори.
— Он может занять мое место. — Стью Хэннфорд со стоном взглянул на часы. — Мне надо отваливать в штаб, а то через час моя смена. Опять же, нынче фортуна повернулась ко мне задом, и нечего продлять агонию.
— Ставки? — осведомился новоприбывший, извлекая из бумажника стопку банкнот. Несмотря на его штатский костюм, по повадкам видно, что он военный. Даже в самой непринужденной и дружеской обстановке всякий чин общается с другим так, будто оба стоят на служебной лестнице. А этот юнец держится так, будто он тут самый главный.
— Доллар, пять, десять, — ровным голосом ответил Рамси. — Повышать до трех раз. Игру объявляет банкомет.
— Тогда будьте любезны, фишек на сотню.
— У нас дружеская игра, Алекс, — возразил Рамси, — а некоторым еще и приходится зарабатывать на жизнь в поте лица своего.
— Ничего страшного. — Алекс сверкнул ослепительно белозубой улыбкой и взял фишек на пятьдесят долларов, затем обернулся к Николь. — Я Алекс Кобри.
— А-а, — отозвалась Николь. Теперь все ясно. Это имя знакомо ей, как и всякому другому астронавту. Мануэль Кобри — надо полагать, отец Алекса — практически в одиночку, собственными руками воплотил идею Жана-Клода Бомэ в материале, дав человечеству возможность шагнуть с трассы Земля—Луна прямо в Галактику. Репортеры провозгласили его современным да Винчи. И, само собой разумеется, Крезом.
— Николь Ши, — представилась она в ответ.
— Знаю.
Она объявила игру до семи и сдала себе пару тузов. Это отвлекло ее внимание.
— Ходят сплетни, — заметил один из пилотов, продолжая политическую дискуссию, начатую на прошлой руке, и открывая торговлю ставкой в один доллар, — что Мэнсфилд намерен выдвигаться на пост.
— Он чувствует себя преданным, — подхватил Алекс, и до слуха Николь донесся вздох, когда он заметил однодолларовую ставку и покрыл ее десяткой.
— Он и был предан, — послышался голос справа от Николь. — Президент Рассел говорил, что после первого срока изменил свое мнение в его пользу. Потому-то он снял свою кандидатуру во время прошлых выборов и поднялся на борт в качестве очень важной персоны.
— Какого черта, — подал голос Рамси, — шести лет в Белом доме должно с лихвой хватить любому. Почти половина срока президента Ли, а чего ж он еще хочет после смерти президента? Казалось бы, он должен радоваться, что отвалил.
— Обстоятельства меняются, — возразила Николь, сдавая карты по второму кругу. — Четыре года назад не было халиан'т'а.
— Вы ведь имеете к этому какое-то отношение, или я заблуждаюсь? — искоса взглянул на нее Алекс.
— Очень незначительное, — равнодушно отозвалась Николь.
— Насколько я припоминаю, лейтенант, вас изрядно потрепали, — продолжал он.
— Она провела изрядную часть года в госпиталях и терапии, — ответил за нее Рамси. — Но, насколько я понимаю, теперь она в полном порядке.
— Во всяком случае, физически, — подтвердила Николь.
— Я вот гадаю — а какая, собственно, разница, кому достанется Овальный кабинет, — вслух размышлял Алекс, — Мэнсфилду, Расселу или кому-нибудь, кого подсунут демократы?
— Хорошие деньжищи, — вполголоса заметил Рамси, — указывают в качестве демократического кандидата сенатора Ишида.
— Хороший выбор, — согласился кто-то, — им обоим придется порядком попотеть за свои денежки.
Но Николь уже не обращала внимания на этот обмен репликами, целиком сосредоточившись на юном Кобри.
— Разница есть, — заявила она. — Из-за халиан'т'а.
— Как это? — осведомился Алекс.
— Они пришли к нам, как к равным. Одна цивилизация — одна раса — к другой. Они не заинтересованы в отношениях с дробной политической структурой по балканскому образцу. Они хотят иметь дело лишь с одним правительством, выражающим интересы не только Земли, но и колоний.
— Мне заранее не терпится поглядеть, как это примут африканцы с Новой Родины, — осклабился он. — Они отчетливо дали понять, что больше не желают иметь с Землей ничего общего.
— У них нет выбора, — мягко возразила Николь.
— Я американец, — Алекс навалился на стол, не отрывая взгляда от Николь, и ее внезапно пронзило нелепое ощущение, что события выходят из-под контроля, будто гоночный автомобиль, несущийся по недостроенной дороге, — и как американец, я не в таком уж восторге от идеи передоверить суверенитет Организации Объединенных Наций.
— А по-твоему, русские чувствуют себя лучше? — донеслось с другого конца стола. — А заодно
