вино, благовония.
Помимо купцов и их приказчиков, торгуют с лотков ремесленники.
Тут искусные изделия и железных кузнецов, и медных; мастеров по серебру; резчиков рога и кости — гребни, ларцы, белильницы и румяльницы для баб и девок, им же потребные хитрые коробочки с тайными запорами — клеельницы для ресниц и бровей, ежели у которой коротки.
В зеркальной линии скоморошничает меж лавок кудрявый молодец в зипуне, подбитом лисой. Приплясывая, частит скороговоркой:
— Той, что черноброва и круглолица, без зеркальца не обойтиться — заплетёт косу да и увидит всю свою красу. А кикиморе — той лучше миновать наш товар стороной. А то намедни одна в зеркальце поглядела — да и обомлела: нос крючком, голова тычком, а на рябом рыле черти горох молотили….
Миновав лоточников, нижегородцы прошли к месту, где шла распродажа конфискованного у князя Василия Лукича Долгорукова и прочих государственных преступников имущества.
По всему было видно, что небедно жил своровавший супротив государыни князь: портреты многокрасочные, что именовались в прежние времена парсунами с живства, то есть с натуры; шубы богатые, одна другой краше — и собольи лапчатые, и на бобре, и на кунице; кафтаны бархатные; табакерки; ларцы; кубки.
Тут у кого хочешь глаза разбегутся. Но Михаил Костромин приметил лишь одно: скромно стоявшие в глубине обширного прилавка старинные, позеленевшие от времени бронзовые часы с одной часовой стрелкой и необычным восьмиугольным циферблатом. На часовом золотом прописанном круге сверкали будто в серебристом свете луны «зодейные знаки» двенадцати созвездий небесной сферы.
Замер в прыжке, откинув назад голову и подняв вверх трёхконечный, словно казачья плётка, хвост, властитель человеческого разума Овен. Натянул до звона тетиву лука с калёной стрелой Стрелец; опрокинул свой кувшин, из которого нескончаемым потоком льётся хрустальная вода, лёгкий телом Водолей; изогнул басурманской кривой саблей ядовитый хвост чёрный Скорпион, в котором вся сила мужская, как в кулаке, собрана…
Неуклюжий Рак, пышнотелая Дева с цветком в руке, эфиопский гривастый Лев, купеческие Весы с двумя чашами, Козерог, Телец, Рыбы….
Костромин никогда не слыхал про папу Сильвестра II, Бомелия, Стоу, Бранда, часовщика герцогини курляндской Питера Гофмана. Не слыхал он, разумеется, и про предсказания доктора и волхва Иоанна Грозного о счастливой судьбе восьмого владельца часов.
И ни к чему вроде были Костромину часы. А отойти от прилавка он не мог. Стоял, слушал тиканье часов с восьмиконечным циферблатом и постепенно стал разбирать в этом тиканье слова: «Ку-пи, ку-пи», — тихо, но настойчиво шептали ему часы.
— Часы столовые с часовым боевым известием, — вяло сказал золотушный подьячий, тыча в часы сухим негнущимся пальцем. — Старинные. Али немецкой али фряжской работы.
Хотел отойти Костромин от прилавка — не может: не слушают его ноги, словно свинцом налиты.
А Гаврилычу что? Сын хозяйский стоит — и он постоять может. Стоять — не ходить.
«Ку-пи, ку-пи, ку-пи, ку-пи…» — стучат часы.
Что тут будешь делать?
Вздохнул Костромин — немалые деньги эта старая игрушка стоила, расстегнул шубу и полез за кошельком.
И тут же часы зазвенели с перезвоном колокольчиками, словно засмеялись. Ожили на часовом круге «зодейные знаки»: помахал купеческому сыну приветственно трёхконечным хвостом Овен, подмигнул лукаво Стрелец, протянула Костромину свой цветок пышнотелая Дева, ещё более изогнул рога Козерог…
— Знать, судьба, — сказал Костромин, отсчитывая деньги.
Сказал он это так, для порядка, чтобы Гаврилыч не очень укоризной донимал. А часы, как и предсказывал Бомелий, действительно стали его судьбой.
Пройдут годы, и обласкает нижегородского купца всесильный Григорий Орлов. Да что Орлов! И Потёмкин его приметит, и сам непобедимый герой Александр Васильевич Суворов с ним раскланяется. Императрица же Екатерина II — не через слуг или придворных, а самолично — вручит нижегородскому купцу тысячу рублей золотом и серебряную кружку со своим золотым портретом в медальоне. Выгравированная надпись вокруг портрета будет гласить: «Екатерина II, Императрица и Самодержица Всероссийская, жалует сию кружку Михаилу Андрееву сыну Костромину за добродетель его, оказанную над механиком Иваном Петровым сыном, Кулибиным, 1769 года, апреля 1 дня».
Будет эта кружка в роду Костроминых переходить от отца к старшему сыну. И не как память о царице, а как признание заслуг Кулибина и его покровителя Костромина в развитии механики, оптики и часового дела в государстве Российском.
Но вернёмся к легенде, рассказанной моему отцу нижегородским историком Николаем Ивановичем Храмцовским, добившимся учреждения в Нижнем Новгороде Кулибинского ремесленного училища.
Итак, Михаил Костромин приобрёл часы Бомелия. И сразу же после покупки — самое достоверное обстоятельство во всей нашей фантастической истории, обросшей былями и небылицами, — эти часы испортились.
Наукой и опытом с самого момента создания механических часов твёрдо установлено, что лучший метод их исправления — встряхивание. Но часы, видно, не зря принадлежали в своё время злому волхву: встряхивание на них не подействовало. Тогда решил Костромин отдать их в починку. Это было роковое решение. Но, к счастью и для него и для часов, все петербургские часовщики, к которым он обращался, под тем или иным предлогом отказались браться за эту работу.
Выбрасывать часы Михаилу не хотелось. Не хотелось и показывать свою неудачную покупку дома. Кому приятно стать посмешищем?! Поэтому, вернувшись в Нижний Новгород, спрятал он своё петербургское приобретение в чулане. Прикрыл мешковиной и забыл. Но часы были волшебными. Они не дали о себе забыть.
И в ночь с 9 на 10 апреля 1735 года семью Костроминых разбудил громкий петушиный крик, такой громкий, будто петух за свою громкость жалованье в городской ратуше или у губернатора получал.
Глянул Михаил на ходики — час ночи. Не время для петуха. Да и откуда он в доме взялся?
Во второй раз закричал петух. В третий.
Что за напасть?!
Посмотрел Михаил в щель между ставнями — а увидел свет в окнах соседнего дома, где жил торговец мукой.
Стряслось что?
— Кулибиниха от бремени сынком разрешилась, — сказал, входя в комнату с часами Бомелия в руках, отец. И спросил: — Это ты часы в чулан поставил?
— Я.
— А зачем?
— Порченые они.
— Порченые? Да ты что, глухой?
И Михаил Костромин услышал звонкое, ликующее тиканье привезённых им из Санкт-Петербурга часов. Плясали на часовом круге Стрелец с Девой, потешно подпрыгивали Овен с Козерогом, хлопал в ладоши, забыв про свой кувшин, Водолей, в такт музыке качались Весы и извивались, перебирая плавниками, Рыбы…
— Чудеса!
Но Михаил ошибался. Это было лишь предисловие к чудесам. Подлинные чудеса начнутся позднее, когда подрастёт родившийся в ту ночь мальчик и он, Михаил Костромин, подарит ему старинные часы с восьмиугольным циферблатом.
Эти часы будут сопровождать Ивана Петровича Кулибина почти всю его долгую жизнь. А может быть, и «помогать» ему творить чудеса. Ведь многие на родине Кулибина считали гениального самоучку колдуном. Так, по крайней мере, писал Иван Сократович Ремезов в своей книге о Кулибине, изданной в Петербурге в 1879 году.
— В отличие от многих из нас судьба не лишена чувства юмора и иронии, — задумчиво сказал Василий
