— Я свободна! Свободна, как ветер! Прекрасна, как солнце! Как воздух, светла!
Теперь она стоит прямо передо мной. Перестает танцевать и, запыхавшись, излагает свою биографию:
— Выросла в прибрежном городке в Южной Калифорнии, где блондинкам позволено все! Хожу куда хочу, вожусь с кем хочу, беру от жизни все. Никогда не была чьей-то и сейчас только своя. Хочешь, докажу?
— Сомневаюсь, что Даркон… — начинаю я возражать.
— Нет, тебя все равно придется убеждать, — воркует Кайли. Приподнимается на цыпочки. Обнимает меня за шею. Обеими руками берет за волосы, ласково, но крепко, словно я щенок, которого надо учить уму-разуму.
Притягивает меня к себе. Целует в губы.
Мы целуемся, наверное, минуту. Я пытаюсь высвободиться, но не могу нащупать педаль тормоза.
Губы у нее мягкие и пухлые. Жаркое дыхание, ловкий язык. Целовать ее — все равно что попасть в эротический пылесос. Я никогда в жизни так не целовался.
Щека у нее мокрая. По ней катится слеза.
О чем же плачет эта белокурая богиня побережья? Неужели я так скверно целуюсь?
— Что случилось?
— Я думала, у нас будет больше времени, — шепчет в ответ Кайли.
— Для чего?
— Джек, будь очень осторожен. Это произойдет сегодня.
— Что произойдет?
Не успеваю я все выяснить, как с порога звучит голос, заставляющий нас отпрянуть друг от друга.
В дверях, не улыбаясь, стоит Даркон.
— Вижу, вы чувствуете себя как дома, — замечает он.
— Вообще-то вежливые люди стучатся, — не остаюсь я в долгу.
— В моем доме я решаю, что вежливо, а что нет. Идем, Джек. Кайли, я попрошу тебя сегодня не составлять нам компании. При сложившихся обстоятельствах мы будем слишком отвлекаться.
Кайли совершенно как новенькая. Ни следа слез и тоски. Все та же прелесть какая дурочка, шалунья с побережья.
— Ну и ладно, — беспечно бросает она. — Уже полдень, и знаешь, что это значит? Пора пить дайкири!
Ко мне она подтанцевала, а от меня уплывает, раскачиваясь, походкой манекенщицы.
Останавливается на пороге — прямо перед Дарконом.
Глядят друг на друга.
То ли с обидой.
То ли с вожделением.
Но одинаково.
Она целует его таким же долгим, жарким поцелуем, какой только что подарила мне.
Нет. Не совсем. Немного дольше. И жарче.
Откидывается назад, слегка задыхаясь. Глядит ему в глаза и мурлычет:
— Джек прав. Стучи, когда входишь в чужую комнату.
И исчезает.
Даркон секунду глядит ей вслед, а затем поворачивается ко мне с недоуменной улыбкой.
— Просто поразительно, какие штучки встречаются в барселонских ночных клубах.
— Особенно если можешь похвастаться собственной яхтой и островом.
— По-моему, я ей действительно нравлюсь, — говорит он. — Идем. У нас впереди насыщенный день, поэтому задерживаться не стоит. Надеюсь, ты не имеешь ничего против поездок по бездорожью.
63
Еду по песчаной колее на чудовище-вездеходе. Весит, наверное, три тысячи фунтов. Двигатель — зверь. Здоровенные шины. Да уж, не чета тому древнему мотоциклу с коляской, который мне продали байкеры из банды Хейса.
Это ультрасовременная четырехколесная зверюга, мощная, стильная, шикарная. Гладкий асфальт ей ни к чему. Вид у нее такой, словно она по чему угодно проедет. И ходовые качества соответственные.
Даркон едет рядом. Я в шлеме. В перчатках. В наколенниках. Он — в рубахе и в шортах, и длинные каштановые волосы развеваются по ветру. Дурак. Пижон.
Нас хлещет ветром. Бомбардирует гравием. Песок отражает солнце. Дорога вьется вокруг горы.
Даркон снимает с руля правую руку. Подает мне знак. Показывает вниз на крутой каменистый склон. Он что, предлагает ехать туда? Берет на слабо? Задумал двойное самоубийство?
Он очень резко сворачивает с дороги. Я втягиваю побольше воздуху и еду по каменистому склону следом за ним.
Бумпада-бумпада-бумпада. Едва не кувыркаюсь через руль вездехода. Переключаю на более низкую передачу. Отклоняюсь назад. Джек, только не жми на тормоз, а не то тебе конец. Назад хода нет. Если я попробую развернуться, эта зверюга перевернется.
Выход один. Носом вниз — и только держись…
Вездеход подпрыгивает на камнях и вспахивает песок. Причем скорости не теряет. Мчусь по горному склону — и вдруг он исчезает.
Утес превращается в трамплин, и мой трехтысячефунтовый вездеход взмывает в воздух. Здрасте пожалуйста. Лечу на спине ревущего стального стегозавра.
Сейчас я точно погибну. Время замирает. Чувствую, что кто-то рядом. Вижу, как на руль ложатся призрачные руки. Старые, но сильные. Меня направляют. Предупреждают. Хриплый голос отца: «Близко, Джек. Совсем близко».
— Что близко-то? — пытаюсь я спросить. — Смерть? Помоги мне отсюда выбраться!
— Берегись, — произносит он, растворяясь в воздухе так же быстро, как появился. — Берегись… Дра-ку-лы… гор-гуль-и… Бе-ре-гись…
Все, исчез. Все произошло за долю секунды. Я по-прежнему лечу по воздуху на вездеходе. Не кувырнулся вперед и управления не потерял. Спасибо, папа.
Далеко подо мной мерцает уединенная бухта. С моря ее не видно. У причала стоят траулеры. Штук, наверное, десять-пятнадцать, каждый размером с «Лизабетту». И странный маленький домик с куполом зеленого стекла.
Корпоративный санаторий для гномов? Мини-лаборатория, высокотехнологичный сортир, могила Дракулы? Определенно стоит разведать…
Если получится. Долго держаться в воздухе вместе с тремя тысячами фунтов стали не так-то просто.
ХРЯСЬ! Приземляюсь. Большие узловатые шины скользят и буксуют, цепляясь за гравий на склоне. Двигатель ревет и воет, словно простуженная горгулья.
Играю с рулем в перетягивание каната. Едва не опрокидываю вездеход. Каким-то образом умудряюсь справиться с управлением.
Даркон смотрит на меня. Вид у него приятно удивленный — ну надо же, не разбился. И мы катим дальше, мчимся по склону бок о бок, не сворачивая и не уступая друг другу ни дюйма.
Доезжаем до подножия — по-прежнему ноздря в ноздрю. Тормозим у стеклянного купола. Снимаю шлем. Я потный. Перепуганный. Дрожащий. Красный.
— Отлично водишь, — замечает Даркон. — Много ездил на вездеходах?
— Первый раз, — отвечаю.
— Шутишь!
