Огненный шторм

сухопутные собратья.

Пламенник! Это рука человека ранила тебя. Пламенник! Неужели это сама земля начала с нами бороться? Неужели она решила обратить вспять столетия человеческой скверны и мерзости? Да, да, да!

Поклонение земле — самая древняя религия. Боги земли, изображенные на пещерных росписях и высеченные из камня, всегда жуткие, словно чудища из детских страшных снов.

Все эти образы так и вьются вокруг, до меня издалека еле доносятся страшные имена: Гея, Анат, Уэмак, Аруру, Кибела, Чантико… Рога, клыки, львиные тела со змеиными головами, козлоликие божества с горящими глазами, ацтекский бог земли и огня с кактусовыми шипами и алой змеей. Дагда, Ёрд, Паныу, Геб… Зеленокожий египетский бог с исполинским напряженным фаллосом глядит на меня и открывает рот, испуская красный пар, от которого хрустальный тронный зал содрогается. Пеле, Теккеитсерток, Кали…[23] Черноликая индийская мать-земля тянет ко мне четыре руки, грохоча ожерельем из черепов.

Пламенник ожил. Его дух свободен. Свободен созидать и разрушать. Я чувствую, как его ярость погружается глубоко под вулканический остров, в лаву под его основанием…

Все кругом сотрясается от гула, в десять раз громче, чем давешний грозовой раскат. Это не рев и не взрыв. Скорее — космическая струна, которая натягивалась, натягивалась, все туже и туже — и вдруг лопнула, и теперь уже ничто не будет прежним.

Каменные стены пещеры содрогаются до основания. Булыжники трутся друг о друга, скрежещут, елозят. Меня швыряет в сторону — вверх тормашками, — но Пламенник я не выпускаю.

Лечу по воздуху. Куда-то вбок, высоко над полом. Шлепаюсь обо что-то неподатливое.

Стены валятся на меня. Пыль. Камни. Из зияющих трещин поднимаются жаркие испарения магмы.

— Пошли! — говорит мне кто-то. — Сам идти можешь?

Поднимаю голову. В глазах проясняется. Эко.

— Сейчас весь этот остров взорвется. Ты идти можешь? Надо выбираться отсюда.

Согласно моим знаниям о вулканической спелеологии, Эко совершенно права. Знаешь, старина, по сравнению с этим Кракатау — просто бенгальский огонь. Джиско стоит рядом с Эко, при каждом толчке упираясь в пол всеми четырьмя крепкими лапами. О чудовище Химере из древнегреческих мифов известен еще один достойный упоминания факт: Химера обладала способностью вызывать природные катаклизмы, особенно вулканического толка. На то, чтобы сбежать с этой горы, у нас всего несколько минут.

Пытаюсь подняться. Джиско и Эко изо всех сил мне помогают.

Земля так трясется, что нам приходится цепляться друг за друга, чтобы не упасть.

Меня уводят в боковой туннель. Останавливаюсь. Смотрю назад. Вполоборота.

Бросаю последний взгляд на Даркона — его пригвоздило к полу пещеры громадным обломком скалы. Попугай в панике порхает вокруг, хочет помочь, но, само собой, сделать ничего не может.

Даркон смотрит мне прямо в глаза. Пылающим взглядом, полным неприкрытой ненависти. Если бы взглядом можно было убить, тут бы мне и конец.

Но взглядом убить нельзя. Я направляюсь в боковой туннель. А Даркон сейчас поймет, каково находиться в лавовой пещере, когда снизу поднимается бурлящая магма.

Поднимаю руку. Раздельно произношу латинские слова: «Frater, ave atque vale». Здравствуй и прощай, брат.

А потом я бегу по туннелю — со всех ног.

75

Дарконов остров танцует твист. Трясется, содрогается, а особенно — кувыркается. Наверное, сейчас совсем не весело находиться поблизости от усадьбы на склоне или кататься на лодочке по такой тихой некогда бухте. И особенно скучно бежать по нутру вулкана, который страдает несварением и как раз собирается проблеваться в масштабах Армагеддона.

Что лучше всего делать в подобной ситуации? Уносить ноги!

Мы бежим, как только можем. Точнее, пробираемся — иногда на четвереньках. Не спрашивайте, где мы, — я знаю только, что мы хотим прямо наверх. И лезем вверх — по крутым темным туннелям с предательскими расщелинами под ногами.

Пламенник освещает нам путь. Теперь он еле теплится, — энергия выплеснулась, гнев утолен. Я крепко его держу.

Ведет нас Эко. Я пыхчу, как паровоз, следом за ней. Джиско замыкает шествие, фырча и отдуваясь.

Не хотелось бы жаловаться, но мы, крупные собаки, не приспособлены для лазания по отвесным склонам. Плавать — это да. Прыгать — это конечно. Любые легкоатлетические соревнования, кроме прыжков с шестом. Во многих из них я при удачном стечении обстоятельств был бы достоин медали…

Работай не языком, а ногами, Верховный Пес Данна, телепатически напоминает ему Эко.

Я, собственно, веду речь именно об этом. Хотя анатомия собак превосходит человеческую в самых разных аспектах, перечислять которые я сейчас не стану, карабкаться быстрее я не в состоянии. По правде говоря, мне необходимо замедлить ход. Я бы предложил бросить меня здесь, но вы этого, конечно, не сделаете, поэтому не стоит ли нам всем остановиться и устроить себе краткую подземную сиесту…

Я достаточно хорошо знаю этот четвероногий клок пакли, чтобы понять: стоит намекнуть ему, будто мы его бросим, и это замечательно придаст ему ускорение и направление. Да, он прав, придется оставить его здесь, телепатически сообщаю я Эко. У нас нет выбора.

Выбора у нас нет никакого, соглашается Эко, мгновенно поняв мой телепатический трюк. Он был великий пес. Видел бы ты его во дни расцвета. Но теперь он старик. И совсем сдал. Бедняга, как ему будет одиноко лежать здесь и ждать, когда его завалит обломками…

Это у вас шутки такие, да? Неужели вы бросите милого старого Джиско? Надежного, деликатного Джиско? А ведь он умеет искать выход из темных лавовых пещер куда лучше маяка надежды, которого пропустили через мясорубку, словно гамбургер, и Верховной Жрицы Данна, которая завела шашни с врагом!

Шашни?! Кажется, Эко всерьез обижена. Да как ты смеешь, Верховная Дворняжка! Ты же прекрасно знаешь — я заняла эту стратегически выгодную позицию, чтобы помочь Джеку…

Ах, какие мы обидчивые! При этом, конечно, позиции ты занимала весьма интересные…

На что это ты намекаешь, а?!

Пытаюсь их помирить. Эй, вы, тише. Вообще-то, Джиско, если ты действительно знаешь, как найти отсюда выход, сейчас как раз самое время.

Темный туннель рокочет и содрогается так бешено, что все мы валимся наземь. Прикрываю голову руками: камни валятся на нас, словно град. Почему-то мы остаемся целы. Но — чудом. Следующего камнепада нам не пережить.

Джиско сохраняет полную безмятежность.

Так что ты говорил — ты, который собирался меня бросить?

Отвечаю скороговоркой, вытряхивая камешки и песок из волос и протирая глаза от пыли: я говорил, что если ты знаешь, как выбраться из пещеры, в возможности чего я сомневаюсь, хотя охотно допустил бы ее, поскольку трусливые псы понимают в том, как прятаться в темных дырах, гораздо больше, чем