разрешения. Отсюда этот груз вины. Конечно, она хотела, как лучше… может, пыталась узнать, что таят в себе формулы – а вдруг это эликсир жизни, лекарство от всех болезней? Так или иначе, она пренебрегла запретом и погубила самое дорогое, что у неё было. Её выследили эти люди… русские агенты. Они, конечно, быстро поняли, как именно можно проникнуть сквозь необыкновенную дверь. Мать не смогла отбиться, и вместе с ней на Марс прорвался чужой. Допустим, отец в это время был здесь и крикнул ей, чтобы она бежала – другим путём, другими вратами, а сам попытался его задержать. Допустим, он нейтрализовал агента и бросился вслед за ней. Тогда почему они разминулись? Какая-то важная мысль пыталась родиться в голове. Он вспомнил: майор показал ему план этой комнаты. Чертёж был достаточно подробным, на нём была даже указана мебель и три двери в противоположной стене. Эти двери не сразу заметишь из-за косо стоящего шкафа… Данин оглянулся. Суходолов как раз дёргал за ручки, но все двери были заперты. Дитрих ходил следом и чем-то возмущался. Если посторонние могли попасть сюда, на Марс, и выйти только вместе с членами его семьи, то русский агент никак не мог вернуться на Землю один. Он не прошёл бы сквозь врата. В таком случае, откуда у русских план комнаты? Внезапно он всё понял. Мать рассказывала, что отец был очень крупным, высоким… невероятно сильным, такого голыми руками не возьмёшь. Агент стрелял в него, когда мать убежала с маленьким Петькой на руках. Он и перетащил его, раненого, обратно на Землю… Данин содрогнулся от душевной боли. Не стоит себя обманывать – его отца, Андрея Ивановича Красина, больше нет, он не выжил, иначе зачем бы русские так долго и упорно искали их с матерью…
Голоса за спиной зазвучали громче.
– Намерение вашего правительства взять в аренду пирамиды связано с поиском межпланетных пространственных тоннелей? – спрашивал Зальцман.
– Дверь не лапай. Не покупал.
– Подобное высокомерие неуместно. Это всё – не только ваше. В конце концов, у нас с вами абсолютно равные права.
– Молчать, немчура, – ликующим голосом отвечал майор. – Прежде чем открыть рот, спроси разрешение.
– Я попросил бы вас, господин Суходолов!
– Вот-вот, попроси, попробуй.
– Ах же ты, русская свинья… – ужаснулся Зальцман.
Майор ответил с ленивой снисходительностью:
– Vom Schwein hore ich [4].
– Идёшь на прямую конфронтацию?! – истерично завизжал Зальцман.
– Bleibe zuruck [5], – отмахнулся Суходолов.
Данин обернулся – они уже дрались, катались по полу, сцепившись, как пауки. Он подскочил к ним и крикнул громовым голосом:
– Этого ещё здесь не хватало!
Подействовало – они поднялись, отдуваясь, со злыми покрасневшими лицами. Зальцман лишился нескольких пуговиц на кителе, у Суходолова треснули под мышками оба рукава. У каждого было подбито по глазу. Данин открыл рот, но сказать ему не дали: они взглянули друг на друга и снова схлестнулись.
– Вон отсюда! – разъярённо заорал Данин, разогнался и, ударив плечом, вышиб Суходолова в переливающийся голубоватый проём.
Зальцман не удержал равновесия, упал на колени и, сдерживая мучительный стон, схватился за перебитый нос, из которого лила кровь. Данин своими сильными ручищами взял его за ворот и вышвырнул вслед за майором.
– Вот так – хорошо… – Он отдышался. – Так лучше всего будет.
Он стоял перед мерцающим пологом. На паркете подсыхали капли крови. Было убийственно тихо – как при глубоком погружении в воду. Тишина и одиночество давили, Данин запаниковал и сгоряча чуть не шагнул обратно, в Россию, но тут краем глаза увидел, что справа что-то сверкает. Каким-то чудом он перемог себя и медленно повернул голову. На оконном стекле играли прощальные блики – солнце уходило за чужой горизонт, за красную каменистую пустыню, отливающую влажным блеском. На чернильном небе укрупнились звёзды, Фобос, некруглая луна, заметно сместился влево. А ведь солнце-то по-прежнему моё, родное, подумал Данин. Просто теперь оно стало дальше на одну планету…
Он прислушался. Ни звука. Ему снова стало страшно. Глупости, сказал он себе, наконец-то все оставили меня в покое. Во внутреннем кармане пальто лежал «паркер». Он достал его и осторожно ткнул им в радужную завесу. Кто-то невидимый схватил «паркер» с другой стороны, потянул на себя. Данин едва успел его выпустить. Сердце запрыгало в груди.
– Ладно, что не рука, а ручка… Вот же идиот, – прошептал он. Комната окончательно погрузилась во мрак, и от этого ещё труднее было сохранять спокойствие. – Господи, что же мне делать? И как темно… – Его словно кто услышал – мягко посветлели стены. При свете все страхи показались надуманными. – Дурак ты, братец. Ещё в темноте медведя увидишь. А тут всего-то – марсиане… хорошие марсиане, добрые, наверное…
Он решительно снял пальто, повесил в пустой двустворчатый шкаф, потом проверил ящики письменного стола. Ничего. Как и на самом столе. В узком коридоре, скрывающемся за шкафом, он нажал на ручку ближайшей к нему двери, потом толкнулся во вторую. Только третья, плавно и почти беззвучно, поддалась. Он вошёл. И снова засияли стены, будто был он древним богом, несущим свет.
Комната оказалась спальней средних размеров, с квадратным окном без портьеры. Из неё вели ещё две двери, одна была полуоткрыта, и виднелся край ванны на витых бронзовых ножках. Первым делом Данин осмотрел спальню. Здесь стоял внушительный гардероб и широкая кровать с шёлковым одеялом и подушками, со спинки стула свешивалась мужская пижама. На комоде у стены – круглое зеркало в красивой деревянной оправе, шкатулка, аккуратно разложенные черепаховые гребни, щётки для волос, баночки с кремом… Он взял с комода небольшую цветную фотографию в рамке, сел на кровать и долго разглядывал своих молодых родителей, снятых у окна, на фоне красной пустыни, и на руках у улыбающегося отца – кудрявого толстощёкого ребёнка в штанишках на лямках. Удивительно, как они с ним всё-таки похожи… А мать… Он не помнил её такой – юной и счастливой… Данин всхлипнул и тяжело, боком, завалился на кровать, пряча в подушку побежавшие по лицу слёзы.
Никогда не езди в Россию… Она должна была ему рассказать. В конце концов, он имел право знать, как погиб отец, – тогда он ни за что не упомянул бы в полицейском участке фамилию «Красин» и не попался в эту марсианскую западню… Собственный эгоизм неприятно поразил Данина. Она сделала, что смогла, а всё остальное вышло так, как вышло. Если на кого и злиться, то только на себя. Кто виноват, что он безнадёжно влюбился, страдал, жил так глупо и скучно, а потом встретился в ресторане с Колокольниковым? Зато теперь его жизнь стала и весёлой, и содержательной – как заказывали… Он долго лежал с закрытыми глазами. «Умный» свет решил, что он спит, и погас.
Нельзя возвращаться –
…Из зеркала на него глянуло небритое лицо с диковатыми глазами. Он проверил бритву в станке, лежащем на стеклянной полочке, – безнадёжно затупилась… Раковины не было. Из стены над ванной торчал носик волшебного крана: он только поднёс к нему руку, и уже потекла вода – тёплая, обычная.
