удержаться…
Получалось плохо. В груди нарастали все признаки большого ледяного затмения. Она предчувствовала: на сей раз ее ожидает нечто необычное. Гвоздик в сердце подрастал что-то уж слишком быстро. Боль толкалась ножками и заставляла тревожно размышлять о той минуте, когда прелюдия кончится и тварь полезет из сердца головой вперед.
К отцу пришел его товарищ – магистр Антонов, большой дока по части марсианских рукописей. Ольга спросила гостя из вежливости о каких-то, прости господи, никому не нужных поисках императорской библиотеки марсиан. Он отвечал долго, основательно, с живыми подробностями. Рассказал, как доктор Александропулос придумал использовать команду профессиональных спелеологов, чтобы с их помощью влезть в трещину, пересекавшую под углом сорок пять градусов отвесный склон в кратере Медлера. Как они чуть не заблудились, но в конце концов вышли к целой грозди имперских бункеров; оказалось, что марсиане их бросили всего двести лет назад. Как российская экспедиция сцепилась с женевской из-за прав на драгоценную находку. И как они потом вместе отстреливались от банды черных археографов, нанятых коллекционером из арабских шейхов…
Ольга сейчас же увела гостя в свою комнату и налила ему чаю. К чаю Антонов приник с бешеным восторгом – все, кто подолгу работал на Марсе, возвращаются с диковинной аномалией: пьют чай ведрами. Отчего?
Гость потчевал ее рассказами о походах за рукописями в лабиринты династии Лом. О вскрытии бункера «Тэнг» с гробницами марсианских императриц. О гонках на марсоходах. О настоящем большом сражении, разразившемся в фактории Королев: синдикат якудза попытался взять библиотеку Научного центра с находками за пять лет. Наконец, о драгоценном имперском манускрипте с текстом договора между монархом Дуд-Харт и вольным кланом собаководов. Уникальную рукопись обнаружил лично Антонов – через два года после того, как молодой магистр Булкин предсказал, где она, чисто теоретически, может находиться.
Всё это было очень интересно. Ольге с детства нравились истории о древних тайнах, о нерасшифрованных рукописях, о кладах и прочих драгоценных находках. Ее собеседник говорил со знанием дела, не стеснялся объяснить непонятное. В то же время – то ли каким-то особенным тоном, то ли улыбкой, то ли внимательным отношением к ее вопросам – он давал понять, что ведет разговор с равной. Это было очень интересно…
Но сердцу не становилось теплее. В сердце застряла сосулька, с каждым часом становившаяся чуть больше. Иногда в студёную зиму бывает, что ты берешься ладонью за ледяной штырь, свисающий с крыши, отламываешь нижнюю часть и вертишь ее в ладони, ожидая увидеть, как польются с ее боков холодные слёзы. А она – не тает. Не тает, и не тает. Мороз кругом, и сосулька не желает поддаваться живому теплу человеческой руки… Именно это происходило сейчас у нее в груди. Вот только нетающую сосульку сжимали не пальцы, а сердечная мышца.
Он помотал головой.
– Так ничего не получится.
– Что не получится? – удивилась она.
– Да ровным счетом ничего хорошего. Надо как-то не так.
Она усмехнулась:
– Папа решил полечить меня умными знакомыми?
– Согласись, глупыми знакомыми точно никого не вылечишь…
– А что, кто-нибудь уже ставил подобный опыт?
– Недавно как раз читал монографию Допплера – Мабинского «Терапия знакомыми глупцами в позднеассирийской медицине». Специалисты говорят: у них там, в Ассирии, все попытки окончились полным провалом. Считаешь, надо поставить новую серию экспериментов?
На несколько мгновений она ему даже поверила.
Искорка веселья.
Маленькая.
Вспыхнула и пропала. Даже не добралась до губ, о глазах и речи быть не может.
– Считаю, надо плюнуть на медицину и жить, сколько отмерено.
Он опечалился.
– Всё настолько серьезно?
Ольга хотела уйти. Разговор дошел до тех мест, куда ей не хотелось пускать никого. Но не ушла: встать с кресла – это очень хлопотная затея. Не сейчас. Она хотела сказать, что кое-кому стоит интересоваться собственными болячками и не соваться к чужим. Но не сказала: выходила какая-то театральная реплика. Она хотела пошутить. Но хорошая шутка не пришла в голову, а плохой она стыдилась.
Она просто закрыла глаза.
Очень устала.
Очень.
На этот раз сердечная стужа мучила ее дольше и сильнее обычного.
Он опять помотал головой:
– Ну да, так ничего не получится.
«О, каков энтузиаст. Пошел на второй цикл».
– А давай-ка… Может… это тебе понравится.
«Ты очень уютно жужжишь. Можно, я при тебе посплю с открытыми глазами?»
Отцов знакомец притушил свет. Сел напротив нее за стол. Взял за руку. Выдирать руку из его пальцев это ведь тоже – такая морока… Она всего лишь сообщила:
– Всё остальное у меня столь же ледяное, как и пальцы.
Воздыхатели, прежде пытавшиеся за ней ухаживать, после этих слов рассыпались в мелкую крошку. Все до единого. Проверенное средство.
«Сейчас забормочет, мол, не такие уж и ледяные… но как раз с минуту назад он вспомнил… срочное дело… или что еще у них бывает срочного в таких случаях? Встреча? Звонок?»
Собеседник молчал. Руку отпускать не торопился.
Ольга взглянула ему в лицо и вяло удивилась: ее визави сидел, закрыв глаза, и, кажется, нечто припоминал, морща лоб. То ли… Ей представилась странная картина – если можно превратить ум в сачок, то сидящий перед ней человек явно проделал именно это и теперь пытался поймать призрачным сачком призрачную бабочку у себя над головой.
«А сам-то ты ученый магистр, не захворал ли, часом?»
Наконец он заговорил:
– Жила-была маленькая девочка…
Она вздрогнула. Эти слова будто пароль, некогда значивший очень много, ни разу не использованный и почти забытый, открыли дверь в ее душу. Произнесены они были иным тоном – не тем, каким велась их беседа. До сих пор Ольга и представить себе не могла, что голос бывает – словно теплый ветер.
…Жила-была маленькая девочка, родившаяся на острове, в семье гончаров и не видевшая в своей жизни ничего, кроме глины, печи для обжига и лодки, уставленной кувшинами. Раз в неделю лодка отправлялась на большую землю, в богатый город. Если там удавалось что-нибудь продать, в тарелках появлялось по маленькому кусочку мяса. Когда годы стали превращать девочку в девушку, она, повинуясь необъяснимому влечению, расписала один кувшин…
Ольга следовала за его голосом, тонула в его голосе, дышала его голосом. Лепила горшки, расписывала, торговала ими, дважды собиралась выйти замуж, и дважды с ее мужьями случались странные неприятности, а вот третьего, настоящего, любимого, спасла от смерти и была с ним счастлива.
– …и была с ним счастлива, хотя многие и не верили, что даже такой невезучей женщине, как она, от Бога положено счастье. Вот и вся история о девочке из семьи гончаров, – завершил рассказ ее собеседник.
Она молчала.
– Понравилась тебе моя история?
Она молчала.
– Неужто не понравилась?
