Скажи я, что мигрень была всего раз, Карлайл счёл бы её единичным случаем и стал искать причину в недавних стрессах и травмах. Про смерть родителей, Флетчеров, естественно, я ему не рассказал, пусть лучше не знает, пока есть такая возможность. Врать нужно убедительно — все свои истории я переписывал по пять-шесть раз, тщательно прорабатывая каждую деталь, чтобы выглядело естественно и не слишком логично. Пусть лучше думает: боли нерегулярные, появляются нечасто, я осознаю свои действия, а передоз был случайным.
Эксперта интересует не только депрессия, но и возможные признаки соматоформного расстройства, то есть воображаемые боли.
— Расскажите поподробнее.
— Как и сейчас, началось всё на работе. Я тогда на складе вилочный погрузчик водил. Шёл испытательный срок, опыта, сами понимаете, никакого. Шум там стоял ужасный, так что к концу дня голова раскалывалась. Я заметил, что вокруг стало больше синего, но внимания не обратил. Вы понимаете, о чём я?
Эксперт кивнул.
— Принял аспирин и стал ждать, когда боль пройдёт, однако на следующий день она была такой сильной, что я почти ничего не видел.
— Где вы тогда работали?
— В грузовом доке Сан-Педро, — без запинки отвечаю я. Док не существовал в природе, но я подделал три корешка на зарплату с разными датами, простирнул в машине, два из них оставил в кармане куртки, а третий — в «бардачке» машины.
— Боль не проходила, и что вы сделали?
— Пошёл в больницу просить болеутоляющее. Говорю же, только начал работать в доке, страховки не было. — Ложь, ни в какую больницу я не обращался! Да и зачем? Услышать современную версию фразы вроде «Примите два аспирина»? Не думаю, что в больницах охотно выписывают сильнодействующие лекарства тем, кто живёт по поддельным документам.
— Не помните, в какую больницу обращались?
— Нет, какая-то бесплатная, на Лонг-Бич.
— И что сказали врачи?
— Что со мной всё в порядке. Помню, я страшно взбесился, потому что голова никогда раньше не болела. Вообще никогда, даже после похмелья. Мне дали тайленол и сказали прийти снова, если боль не пройдёт.
— Вы пришли?
— Да. — Ложь! — И пожаловался, что мигрень стала ещё сильнее. — Снова ложь! Иногда вместо таблеток я оборачиваю фольгой кубик льда, разгрызаю и выплевываю. Подделать рецепт на гидрокодон, петидин да и любое другое лекарство проще простого, тем более в аптеках Чайнатауна их никто не проверяет. — На этот раз прописали кодеин, но я не успел его купить, потому что задержался в больнице, и аптеки закрылись. — Ложь, ложь, ложь! — Утром чувствовал себя гораздо лучше, осталась лишь небольшая слабость. Те три дня я толком не ел, а за таблетками так и не сходил. — Всё правильно, рецепт у меня в бумажнике, вернее, его копия (подпись доктора пришлось подделать), потому что в прошлом году я ещё не был Дэниелом Флетчером. Психи, торчки, самоубийцы не оставляют рецепты на наркосодержащие препараты неиспользованными, так что это говорит в мою пользу.
Требуемый вывод: я не занимаюсь самолечением, соматоформным расстройством не страдаю и приложил все возможные усилия к тому, чтобы себе помочь.
— Прошлогодняя мигрень была такой же сильной, как недавняя?
— Нет, намного слабее.
— А когда голова заболела в первый раз?
— Месяцев за семь до второго случая. — Врать нужно как можно меньше, так что периодичность соответствует действительности.
— Мигрень была сильнее или слабее, чем в двух последующих случаях?
— Ну, почти такая же сильная, как в пятницу, только прошла быстрее.
— Получается, первый раз она болела два года назад, затем в прошлом году, но не так сильно, и, наконец, в пятницу, опять сильно.
— Угу.
Перевод: мигрень не прогрессирует, стабильного характера не имеет, значит, беспокоиться не о чем. Если я всё сделал правильно, сейчас Карлайл сменит тему.
Эксперт строчит в блокноте, а я картинно вздыхаю и потираю глаза.
— Можно мне выйти покурить?
Шанс, что он доверяет мне настолько, чтобы выпустить из комнаты без охраны, — один из тысячи, но, если повезёт, обратно не вернусь.
— Конечно, можно, — кивает Карлайл. — Уоллес вас проводит.
Санитар болтает с вызванным в клинику полицейским; проявляя профессиональную бдительность, оба стоят между дверью в коридор и мной. Мы на балкончике для курения, до свободы четыре этажа свободного полёта. Допиваю воду из бумажного стаканчика и закуриваю первую за целых пять дней сигарету: дряблые синапсы с хрустом пробуждаются от сна, давящая на уши шумовая пробка рассасывается, тяжёлый мешок информации, которую я всё это время не мог рассортировать/переварить/усвоить, исчезает без следа.
Иногда я кажусь себе гением, а иногда элементарные проблемы решаю с колоссальным трудом, будто сто шахматных партий за доли секунды в памяти прокручиваю.
Если этот эксперт женат, то на своей работе. Усталые глаза за толстыми стёклами очков, третья или четвёртая чашка кофе за день… Несмотря на возраст, в нём жив идеалист-хиппи, поэтому Карлайл и вкалывает на государство, вместо того чтобы спокойно заниматься частной практикой.
Трудоголики — народ дотошный, значит, сейчас цель его жизни — я, и положение, прямо сказать, незавидное. Развращённый, непроходимый идеалист Карлайл, как и все остальные эксперты, с которыми я сталкивался, явно не способен подвергнуть аналогичной экспертизе самого себя.
— Вы готовы, сэр? — спрашивает Уоллес. Постоянно зовёт меня «сэр»… Приятный парень, обходительный.
— Если можно, еще, а то, боюсь, надолго в той комнате застряну.
— Не торопитесь, сэр, — смеётся Уоллес.
Тут же закуриваю вторую сигарету, закрываю глаза и пытаюсь воссоздать по памяти то, что писал в блокноте эксперт. Мне повезло: Карлайл пользуется стенографией и не прячет от меня свои записи. Хороший знак. Мой эксперт — парень методичный: страница разбита на блоки, сокращения идут отдельным столбцом. Тут в голове мелькнула голубая искра прозрения, и я выпустил сизую струйку дыма.
Итак, крайний столбик слева — мои ответы с его сокращёнными комментариями, рядом — колонка цифр. Вопросы всегда задают одинаковые, последовательность та же, так что цифры скорее всего номера вопросов.
Средний столбец — сокращения, обозначающие поведение больного, в данном случае моё. Глаза, руки, поза, волосы, паралингвистика: вздохи, громкость, интонация и так далее. ПН, записанное, когда я рассказывал о нервной привычке, обозначает «привычку нервную» или «позу нервную». Р, мелькающее в других сокращениях, скорее всего рука. РВ — руки-волосы: всё правильно, я то и дело их поправлял, ну а РГ — руки-глаза. П, наверное, поза: статичная (С) или зеркальная (3).
Столбик справа — три крестика, один из которых подчёркнут. Никогда не видел ничего подобного; этот умник, похоже, соотносит ответы с реакцией на заданный вопрос. Три крестика, вероятно, до, во время или после, этакая дополнительная невербальная характеристика моих ответов. Если крестики — действительно мнемонико-хронологические символы, значит, мне удалось раскусить Карлайла. Надо будет проверить, так это или нет.
Если для Карлайла смысл жизни — работа, а сегодняшняя работа — я, у меня могут быть неприятности. Кто знает, до чего докопается этот старательный. Может, он уже сейчас копает?
Затушив сигарету о поручень и швырнув в растущие у клиники розы, поворачиваюсь к Уоллесу.
