могла оправиться от кошмара. Шторм посмотрел на брошь, на ангельское личико, с которого не сходило выражение ужаса.
— Не знаю, — пробормотала блондинка. — Она попросила меня пойти вместо нее…
— Она попросила… — повторил Шторм. «Эта женщина просит тебя о помощи, — вспомнил он слова Харпер Олбрайт, — умоляет о помощи!»
— Продано! — страстно выдохнул аукционист, ударяя молотком по деревянной кафедре. И Шторму передалась дрожь, охватившая в этот момент блондинку. — За пятьсот тысяч фунтов!
Зал разразился аплодисментами. Все принялись бурно обсуждать случившееся. Человек в белом смокинге по-прежнему держал в руке табличку — № 313. На его губах играла зловещая улыбка. На электронном табло горела цифра: 500 000.
В памяти Шторма всплыли слова, произнесенные Софией: «Только здесь я хотела бы умереть».
— Боже мой, — пролепетал он.
Было без одной минуты восемь.
Присутствующие наверняка решили, что он стащил у кого-нибудь кошелек или бриллиантовое колье. Иначе зачем было, безжалостно расталкивая толпу локтями, опрометью кидаться к выходу?
Но никто не кричал: «Держи вора!» — и волнение скоро улеглось. «Волхвов» убрали, и на стенде уже появилась другая картина. Ричард Шторм больше никого не интересовал, о нем забыли. Аукцион продолжался.
Шторм пулей выскочил на улицу. Гоня прочь мрачные мысли, он сломя голову мчался по мостовой — как его учили в школе: корпус прямой, локти работают словно поршни. Мелькали освещенные неоновым светом витрины, раскачивались на ветру рекламные щиты. Прохожие шарахались в стороны и изумленно оглядывались. Странное он являл собой зрелище: в шикарном костюме, в дорогих туфлях. Но он не думал об этом. Он вообще ни о чем не думал. Просто бежал.
Ровно через тридцать секунд он уже стоял у входа в «Галерею Эндеринг» между горшками с декоративными елями, прижавшись лицом к стеклянным дверям. Изнутри он наверняка напоминал жука, который шмякнулся о ветровое стекло. Шторм мучительно вглядывался внутрь. В галерее царил полумрак. За стойкой у входа никого не было. Картины, как и прежде, висели на стенах. Он уже подумал, что все его страхи были напрасны.
Потом взгляд его скользнул выше, и он увидел Софию. Она сидела на балконных перилах с петлей на шее.
На тлеющие угли его души словно плеснули бензин. Все терзавшие его сомнения, подозрения и тревоги — все это сгинуло во всепожирающем горниле страха. Шторм ухватился за ручку двери и изо всех сил дернул. Дверь была заперта.
— Проклятие!
Он несколько раз саданул кулаком по стеклу. Тщетно. У него вдруг появилось такое чувство, будто это он сидит там, на перилах, с петлей на шее.
— София! София!
Она не слышала его.
— СОФИЯ!
Шторм в отчаянии прильнул к стеклу. Затем повернулся и стал озираться по сторонам.
На глаза ему попался горшок с декоративной елью. Он наклонился, оторвал его от земли и поднял в воздух, отметив, что чугунный горшок, пожалуй, слишком легкий и выбить им толстое оконное стекло не удастся. Но так Шторму показалось лишь под влиянием бурлящего в крови адреналина — сейчас он, наверное, мог бы поднять само здание. Отступив на шаг, он занес горшок над головой — на волосы, тщательно уложенные в дорогом салоне, посыпались окурки и земля. Размахнувшись, Шторм метнул горшок в дверь.
Брызнули осколки, и в следующую секунду все вокруг вспыхнуло голубоватым светом — сработала сигнализация. Истошно завыла сирена. Шторм шагнул в образовавшийся проем — под ногами хрустело стекло. Переступив через валявшийся на боку горшок, он бросился к лестнице.
— София!
Но как раз в тот момент, когда Шторм занес над головой чугунный горшок, чтобы выбить стекло, София прыгнула вниз. Ее тело начали сотрясать конвульсии.
Шторм, испустив отчаянный вопль, устремился наверх. Он видел, как София судорожно цепляется за пояс. Словно по незримым проводам передавались ему ее предсмертные муки — точно это он сам задыхался и бился в агонии. Перемахивая через три ступеньки, он взлетел на балкон.
Перед глазами у него растекалось синее зарево, в голове стоял неумолчный вой сирены.
— София!
Шторм перегнулся через перила — благо пояс оказался коротким, — схватил Софию за руку, с глухим стоном втянул на балкон и, наконец, рухнул навзничь под тяжестью ее тела.
Не давая себе ни секунды передышки, он встал на колени. София давилась, не в силах вдохнуть. Шторм, изрытая проклятия, ослабил петлю и через голову, рывком, сорвал с нее пояс-удавку. Обмякшее тело Софии медленно сползло на пол. Ее душил кашель.
Шторм склонился над ней, вне себя от злости, ему хотелось отхлестать ее по щекам — проучить ее. Он уже занес было руку, но спохватился, сжал кулаки и, потрясая ими, в бессильной ярости завопил:
— О-о-о! О-о-о-о!..
София долго ловила ртом воздух и наконец глубоко вздохнула. С ее губ сорвался хриплый крик, и она бросилась на Шторма с кулаками. Волосы упали ей на лицо, но она продолжала вслепую размахивать руками. Один из ударов пришелся Шторму в висок, он чертыхнулся и схватил ее за запястье.
Но в этом уже не было никакой нужды. Тело Софии, озаряемое голубыми вспышками, вновь обмякло, голова упала на грудь. Вой сирены то нарастал, то стихал, и тогда становились слышны сдавленные рыдания. Шторм коснулся ее плеча. София вздрогнула и раздраженно отмахнулась.
Внизу послышались чьи-то голоса, шаги. Сирена выла не переставая.
Шторм, упершись ладонями в колени, удрученно вздохнул.
А София все плакала и плакала…
V
ЮНЫЙ УИЛЬЯМ
баллада
