сидеть за столом в одиночестве.
Холли посмотрела на маленькое личико дочери. Роза, кажется, затаила дыхание, молча ожидая, удастся ли неожиданному защитнику добиться для нее места за обеденным столом взрослых. Холли вполне могла бы настоять на своем. Но Бронсон и малышка смотрели на нее выжидающим взглядом, и Холли вдруг с веселым отчаянием поняла, что придется нарушить еще одно правило.
– Ладно, – сказала она. – Если Роза будет себя хорошо вести, отныне она сможет садиться за стол вместе со всеми.
К удивлению Холли, Роза бросилась к Бронсону с радостными возгласами.
– Ах, мистер Бронсон, – воскликнула она, – благодарю вас!
Усмехнувшись, Закери присел на корточки.
– Благодарите вашу маму, принцесса. Я только попросил. А разрешение дала она.
Кинувшись к матери, Роза покрыла ее лицо поцелуями.
– Милочка, – пробормотала Холли, стараясь удержаться от улыбки, – пойдем наверх, сменим твой передничек и умоемся перед обедом. Нельзя, чтобы ты была похожа на оборванца.
– Хорошо, мама. – Роза взяла ее за руку и нетерпеливо потащила за собой.
Глава 7
Возобновив переписку с некоторыми подругами, которых не видела со времени смерти Джорджа, и сообщив им, что работает и проживает в лондонском доме мистера Закери Бронсона, Холли была удивлена их реакцией. Естественно, многие выражали неодобрение, даже предлагали ей жить у них, если она действительно так нуждается. Но большинство неожиданно выразили интерес к ее новому положению и спрашивали, нельзя ли им навестить ее. Судя по всему, огромное количество дам хотели увидеть дом Бронсона, более того – встретиться с ним самим.
Когда Холли рассказала ему об этом, Закери не выразил никакого удивления.
– Это обычное дело, – бросил он с циничной улыбкой. – Женщины вашего класса лучше пойдут на гильотину, чем выйдут замуж за такую дворняжку, как я… но удивительно, сколько таких женщин мечтают быть со мной «друзьями».
– Вы хотите сказать, что они хотят… с вами?.. – Холли замолчала, шокированная. – Даже замужние?
– Особенно замужние, – сухо сообщил Бронсон. – Пока вы соблюдали траур, уединившись в тейлоровском доме, я развлекал в своей постели множество знатных лондонских леди.
– Джентльмену не пристало хвастаться своими постельными победами, – заметила Холли, покраснев.
– Я не хвастался. Я констатировал факт.
– Некоторые факты лучше держать при себе.
Неожиданная резкость ее тона заинтересовала его.
– Странное у вас выражение лица, леди Холли, – заметил он бархатным голосом. – Можно подумать, что вы ревнуете.
Холли чуть не задохнулась от злости. Закери Бронсон, как никто, обладал способностью выводить ее из себя.
– Вовсе нет. Я просто подумала о том, сколько болезней можно подхватить, посвящая себя такой галантной погоне.
– «Галантной погоне», – повторил он и рассмеялся. – Я еще не слышал такого красивого названия для этого дела. Нет, за время моего распутства я ни разу не подхватил ни триппера, ни какой-либо другой заразы. Есть способы, которыми мужчина может защитить себя…
– Уверяю вас, я не желаю слышать об этом! – Холли в ужасе заткнула уши. Мало того, что Бронсон, был самым развратным созданием из всех ее знакомых, так он был еще и не прочь обсудить свои интимные дела, о которых никому знать не полагается. – Вы, сэр, совершенно безнравственны.
Вместо того чтобы устыдиться, он усмехнулся.
– А вы, миледи, скромны до невозможности.
– Благодарю вас.
– Я не собирался делать вам комплимент.
– Любое критическое замечание с вашей стороны, мистер Бронсон, я, по-видимому, буду расценивать как комплимент.
Закери снова засмеялся, как делал это всякий раз, когда она пыталась преподать ему хотя бы толику морали. Его интересовали только внешние признаки джентльменского поведения. В остальное время он охотно сбрасывал бы эту маску. Но как Холли ни пыталась, относиться к нему с неприязнью она не могла.
Дни, проведенные Холли в доме Бронсона, превратились в недели, и она успела рассмотреть в своем работодателе множество новых качеств, в том числе достойных восхищения. Он честно признавал свои пороки и абсолютно не стеснялся своего происхождения и недостатка образования. Он обладал удивительной скромностью, постоянно преуменьшая свой необычайный врожденный ум и значительность своих достижений. Он часто пользовался озорным обаянием, чтобы заставить ее смеяться против собственной воли. Похоже, он с удовольствием сердил ее, а когда она доходила до точки кипения, умудрялся рассмешить.
Они часто проводили время вместе, иногда втроем – с Розой, игравшей у их ног, пока они беседовали. Иногда они разговаривали наедине, если поздний час вынуждал Элизабет и ее матушку удалиться в свои опочивальни. В камине тлели угли, Бронсон угощал Холли редкими винами и потчевал шокирующими, но увлекательными рассказами из своей жизни. В свою очередь, он упорно просил и ее рассказывать о своем детстве. Холли никак не могла взять в толк, почему его интересуют прозаические подробности ее прошлой жизни, но он настаивал, пока она не принималась рассказывать о всяких смешных случаях. Вроде того, как противная кузина как-то раз привязала ее длинные волосы к спинке стула, или о том, как она, Холли, нарочно сбросила мокрую губку с балкона на голову лакею. А иногда он расспрашивал о Джордже. Об их супружеской жизни… даже интересовался, каково ей было рожать.
– Вы же знаете, что я не могу обсуждать с вами подобные вещи, – возразила Холли.
– Почему же? – В настороженных черных глазах отразились языки пламени в камине. Они сидели в гостиной, уютной, похожей на шкатулку для драгоценностей комнате, обитой роскошным бархатом оливкового цвета. Внешний мир казался далеким и нереальным. Холли понимала, что это нехорошо – оставаться вдвоем с ним в такой интимной атмосфере. Слишком близко… слишком уединенно. И тем не менее она не могла заставить себя уйти. Видимо, была в ее натуре какая-то безнравственность, которая велела ей оставаться здесь вопреки впитанной с молоком матери благопристойности.
– Вы прекрасно знаете, что это неприлично, – сказала она. – Вы не должны были задавать мне такой вопрос.
– Скажите, – спросил он настойчиво и медленно, поднеся к губам стакан с вином, – вы держались, как храбрый солдатик, или вопили, как баньши [3]?
– Мистер Бронсон! – Она бросила на него взгляд, выражающий крайнее негодование. – Неужели вы совершенно лишены деликатности? Или хотя бы какого-то уважения ко мне?
– Я уважаю вас больше, чем кого-либо, Миледи, – с готовностью отозвался он.
Холли покачала головой, пытаясь скрыть невольную улыбку.
– Я не держалась, как храбрый солдатик, – призналась она. – Это было ужасно больно. И хуже всего, что это длилось двенадцать часов. При этом все говорили, что это легкие роды, и мне даже никто не сочувствовал.
Ее грустная жалоба живо заинтересовала его.
– А вы завели бы еще детей? Если бы Джордж был жив?
– Разумеется. В таких делах у замужней женщины нет выбора.
– Неужели?
Она в замешательстве вскинула на него удивленный взгляд.
– Ну, я… Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что есть способы предотвратить нежелательную беременность.
Холли молча в ужасе смотрела на него. Порядочные женщины не говорят на такие темы. Этот предмет
