люцерну и собирать сено в снопы.
Заготовка сена была нелегкой работой. Требовался опыт, чтобы понять, когда сено хорошо высушилось, когда оно было нужного цвета, сколько оно должно было пролежать в волоках и когда оно достаточно просохло, чтобы его можно было складывать в копны. Именно сейчас оно сушилось на полях и меняло цвет под ярким техасским солнцем. Ничто нельзя было сравнить со сладким запахом хорошо просушенного сена. Казалось, его аромат, наполнял воздух на мили вокруг.
Но ковбои находили мало радости в такой работе.
Им казалось, что ниже их достоинства выполнять такие задачи — ведь это занятие для фермеров, не для ковбоев! А поскольку они безжалостно дразнили друг друга, тех, кому приходилось выполнять фермерскую работу, остальные ковбои искусно высмеивали.
Пока Рассел разговаривал с рабочим ранчо, Адди сбоку подошла к Джесси.
— Доброе утро, Джесси. Вижу, сегодня на тебе нет этого ужасного старого дамского седла. Какая ты красивая лошадка. Да—да, красивая. — Голова Джесси повернулась в ее направлении, выжидающе прядя ушами. — Сегодня у нас не будет проблем как вчера, — продолжила Адди, засунув руку в карман и вытащив кусочек сахара. — Заключим сделку, Джесси , ты знаешь какую ! А это подтверждение моих честных намерений. И поверь мне, если ты выполнишь наше соглашение, там, откуда я это принесла, есть еще.
Джесси наклонила голову и осторожно взяла сахар губами, разглядывая ее настороженными карими глазами. Неожиданно она проглотила его и носом сильно ткнула Адди в ребра, выпрашивая еще.
— Скажу тебе, мы с тобой станем хорошими друзьями, — непринужденно сказала Адди, доставая еще один кусочек сахара и протягивая его лошади. Нос Джесси был мягким как бархат, когда он коснулся ее ладони ища сахар. Она погладила сбоку шею кобылки и показала свои сапожки без шпор. — Видишь, Джесси? Гладкая подошва, как раз для тебя.
Джесси не протестуя терпела, когда Адди просунула носок своего сапога в стремя и уселась в седло. Перекинув ногу через седло, она расправила свои юбки и выжидательно посмотрела на Рассела. Он как раз закончил беседу.
— Я готова.
— Похоже на то. — Рассел забрался на собственного коня, большого белого мерина по имени Генерал Коттон, и они поехали прочь от дома к пастбищам. — Полагаю, ты знаешь, что твою мать все это не обрадовало, — сказал он, походя на мальчишку, которому только что сошла с рук какая-то проделка.
— Не пойму, почему, — отозвалась она с искренним недоумении. — Что плохого в том, чтобы ты взял меня с собой осмотреть ранчо?
— У нее всегда имелись планы на тебя, Аделина. Планы втянуть тебя во что-то, для чего ты не создана. Послать тебя в школу в Виргинии, чтобы ты научилась изысканным манерам и поэзии в надежде, что ты найдешь себе мужа среди восточных юристов или бизнесменов, но я знал, что этого не произойдет. Я знал, что ты захочешь вернуться в то место, которому ты принадлежишь. Кейд и Каролина похожи на вашу мать. Она была рождена не для жизни на ранчо. Она достаточно хорошо вписалась в эту жизнь, но в своем сердце она никогда не перестанет тосковать о людях с востока. Но думаю, ты пошла в меня, Аделина. И ты, и я были рождены для этого. — Он обвел рукой землю перед ними. — Посмотри вокруг. Променяла бы ты все это на жизнь в отеле или городском доме с добрым дядюшкой, которого прочит тебе в мужья Мэй? Тебе ведь не нужен мужчина, разряженный в городскую одежду, кто-то с мягкими руками и белой кожей, боящийся грязи и животных, и всего естественного. Город лишает их мужественности. Наши местные парни грубы, Аделина, но они — мужчины, и они уважают женщину. Слишком уважают, чтобы позволить ей носить в семье брюки и делать их работу. Здешний мужчина знает, как позаботиться о женщине.
Адди слушала его с растущей тревогой. Она не хотела верховодить в доме или держать мужчин под каблуком. Если или когда ее мысли вдруг обратятся к браку, она найдет такого мужа, который позволит ей быть его партнером, его любовницей и другом. Неужели бесполезно надеяться, что однажды она найдет кого-то, кто позволит ей не уступать ему?
— Давай обсудим что-нибудь другое, — сказала она, наморщив лоб, и Рассел любезно начал читать ей лекцию об управлении ранчо. Лошадиные копыта, разбрасывая брызги, прошлепали по узенькому ручью, затем глухо застучали по краю люцернового поля. С одной стороны поля в ряд росли деревья, посаженные для защиты от ветра. С другой, сочная ярко-зеленая трава переходила в коричнево-зеленую траву настоящего пастбища. Адди заметила, что все деревья, мимо которых они проезжали, были подстрижены снизу, словно слишком высоко подобранные юбки.
— Зачем нижние листья всех деревьев так обрезали?
Рассел казался довольным ее интересом.
— Это линия выпаса, милая. Она именно на той высоте, где животные могут достать до веток, когда щиплют траву и жуют листья. Когда видишь такое, знай, что землю стравливают. Вот почему Бен перегнал стадо дальше на более богатую землю. Если бы он этого не сделал, трава совсем поредела бы, и коровам пришлось бы искать еду на бесплодном пастбище.
— Но как долго ты сможешь перегонять стадо, пока не кончится хорошая земля?
— Кончится земля? — Рассел громко расхохотался.
— У нас полмиллиона акров. В ближайшее время нам это не грозит. А если бы земля и кончилась, в Техасе всегда найдется еще.
— Не знаю, настолько ли велик Техас, как ты считаешь. Рано или поздно земля…
— Техас невелик? Да он занимает практически всю страну, кроме маленького участка, который мы отдали другим штатам, чтобы те разделили его между собой.
Они проехали несколько миль засушливых пастбищ, мимо стад лонгхорнов, чьи головы были низко опущены, пока они сонно жевали траву. Лицо Рассела лучилось гордостью, когда он смотрел на животных с их покачивающимися хвостами и смертоносными рогами.
— Красивые, не правда ли?
— Их тут так много.
— Неплохо для человека, который начинал всего с двумя долларами наличными и пустым желудком. Это приятное ощущение для мужчины, Аделина, любоваться тем, что он имеет и знать, что он построил что-то, что сохранится навеки. Знать, что это всегда будет так. Эта земля никогда не станет принадлежать никому кроме Уорнеров, и я был тем, кто взял ее себе.
Адди посмотрела на него и почувствовала прилив жалости. Но когда тебя убили, все это развалилось. Некому было взять обязательства на себя, некому удержать все это. Стада были угнаны или проданы, ранчо разрушено. Кейд был слишком молод, чтобы взять дело в свои руки. А муж Каролины, очевидно, оказался слишком слаб, он не из тех мужчин, за кем пойдут остальные. Это не продлилось вечно.
— Все это мое, — сказал Рассел, смакуя эту мысль. Голос его понизился на несколько тонов. — И однажды все это станет твоим.
— Моим? — повторила она взволнованно.
— Полно, милая, не говори, что ты не слушала, когда я объяснял это тебе совсем недавно.
Адди не имела представления, о чем он говорит. Может, он объяснял что-то Аделине Уорнер. Но не Адди Пек.
— Я не совсем поняла, — осторожно сказала она.
Рассел вздохнул.
— Ох, да неважно. Все равно завещания — мужское дело. Тебе и не нужно ничего понимать, милая. Просто…
— Объясни еще раз, — мягко перебила Адди, следя за ним точно ястреб. — Пожалуйста. На этот раз я постараюсь. Что насчет завещания?
Рассел словно надулся от важности.
— Никто здесь не знает, какое необычное завещание я собираюсь составить. Я послал в Филадельфию за юристом, чтобы тот приехал и все сделал по правилам. Он прибудет в течение месяца.
— А здесь что нет юристов, которые могли бы составить для тебя хорошее завещание?
— Не такие, как молодые умельцы с востока. Когда дело касается закона, они знают каждую мелочь. А я не хочу, чтобы с этим завещанием вышла ошибка.
— Что в нем такого особенного?
