Подари мне эту ночь

стройному телу.

— Хочешь немного поспать?

— До рассвета всего час. Скоро надо будет поднимать работников, раздать задания на день, убедиться, что все заняты своей работой. Лучше я буду бодрствовать.

Принимая как должное, что она останется с ним, Бен подхватил ее на руки и понес в слабо освещенную комнату. Он сел на диван, усадив ее себе на колени, и поцеловал долгим разжигающим страсть поцелуем.

— Я волновалась о тебе, — призналась Адди, распахивая его рубашку, чтобы прижаться щекой к его груди.

— Обо мне? – он перебирал ее волосы пальцами, наматывая на них ее длинные локоны, — Не было причины, милая. Стрельба закончилась раньше, чем я там появился.

— Когда я узнала, что ты повез тело в город, я испугалась, что кто-то в тебя выстрелит по дороге.

Бен слабо усмехнулся, впервые за это время, приблизил свое лицо так, что их носы соприкоснулись:

— Я думаю, что мне нравится, когда обо мне беспокоятся.

— Я волнуюсь не только за тебя.

Он немедленно отрезвел.

— Расс. Мне не нравится то положение, в которое он себя поставил.

— Я признаю, что с этого момента он должен быть осторожнее, но я не думаю, что есть причины для беспокойства.

— А я думаю, что это гораздо серьезнее, чем кажется, — сказала она искренне. — Очевидно, что он будет бороться до последнего вздоха, чтобы закончить это заграждение. Если бы ты был Джонсоном или любым из людей, что теряют из-за этого деньги и собственность, разве ты бы не подумал, что единственная вещь, чтобы остановить это – убрать его с пути навсегда.

Бен уставился на нее и слова возражения застыли у него на губах.

— Он в опасности, — сказала Адди, — я знаю это.

— Я поговорю с ним.

— Его надо защитить, — хотя она и попыталась говорить обыденно, ее голос звенел от напряжения. — Возможно, я излишне драматизирую, но я не уверена, что дома он в безопасности.

— Адди, не начинай напрашиваться на неприятности, когда…

— Ты не мог бы подумать об охране дома ночью? Пожалуйста.

— Ты действительно серьезно? – Бен потрясенно покачал головой. — Милая, никто не сможет пробраться мимо патруля на границах ранчо. И даже, если бы кто-то руководил всем этим, ты правда думаешь, что у него хватило бы наглости пробраться в дом? Если он и зайдет так далеко, как он найдет комнату, в которой спит Рассел? И если…

— А что если это кто-то, кто хорошо знает ранчо?

— Если ты собираешься тратить свое время волнуясь, то есть много других вещей гораздо больше заслуживающих волнения.

— Пожалуйста, — Адди неосознанно сжимала в кулаке полы его рубашки, — Сделай так, чтобы кто-то охранял дом каждую ночь, — она отчаянно искала правильные слова, которые могли бы заставить его согласиться. — Пожалуйста…Я боюсь.

Эти последние ее слова его явно тронули:

— Адди, — произнес он, обхватив ладонями ее лицо и глядя в глаза. — Ты что-то видела или слышала?

— Не совсем…

— Я не смогу помочь, если ты мне не скажешь.

Сказать тебе что? Что я двадцать лет жила в будущем и узнала, как был убит мой отец? О, и не только это, но и то, что я помогла спланировать это, хотя я совершенно не помню, каков был план? И между прочим, если бы я не влюбилась в тебя, я, вероятно, все еще, так или иначе, подозревала бы тебя, если бы не знала, как ты заботишься о Расселе. Только как я, скажи на милость, сообщу тебе все это?

— Просто сделай то, что я прошу, — попросила она, — И не говори папе, иначе он запретит все это. Он думает, что может защитить себя сам.

— Почему бы ему и не думать так. Он тридцать лет ходил по лезвию бритвы и не получил ни царапины.

— Ты собираешься уведомить людей вне дома? – она нахмурилась, пока он не кивнул неохотно. — Это – обещание? Только не говори мне ничего, чтобы просто успокоить.

Бен смутил ее зловеще мягким голосом:

— Я никогда не солгал бы тебе, Аделина.

— Я не это имела в виду. Я только…

— Испугалась, — пробормотал он, касаясь ее лица кончиками пальцев. Несмотря на мягкость его прикосновений, она дрожала от тревожных предчувствий.

— Ты сердишься.

— Я свернул бы твою тоненькую шейку, если бы знал, что тогда узнаю, что могло случиться, чтобы заставить тебя предчувствовать все это.

— Это не важно.

— Для меня важно.

— Я только беспокоюсь о папе, только и всего. И теперь, когда я знаю, что дом будет охраняться, я чувствую себя намного лучше.

Но Бен не утихомирился, и продолжал хмуриться, когда она стала покрывать его лицо легкими поцелуями.

— Это не поможет, Аделина.

Адди остановилась и посмотрела на него, понимая, что ее игривость не имела успеха. Она все еще боялась, и они оба знали это. Время неумолимо наступало, неся с собой ощущение гибельной неизбежности. Она боялась за Рассела и за Бена. Он был обвинен тогда в убийстве Рассела, сбежал из «Санрайз» и скитался в течение пятидесяти лет. Она видела его – жалкого бездомного старика. Полная противоположность ему нынешнему. Образ был туманен, но сохранился глубоко в душе и часто посещал ее.

— Обними меня, — сказала она, наконец, чувствуя себя несчастной и виноватой, и его руки обвились вокруг нее.

Его голос был одновременно груб и ласков:

— Маленькая глупышка. Ты думаешь, что я собираюсь позволить, чтобы с тобой что-то случилось? Храни свои тайны. Пока. Но это – последний раз, когда я стою в стороне и выкручиваю себе руки, оставляя при тебе твои маленькие секреты. Настанет время, когда я начну задавать вопросы, Адди, и я буду ждать на них ответы. И тогда помоги тебе Бог, если ты попытаешься умаслить меня. Поняла? – Бен подождал, пока не почувствовал как она кивнула у его груди. Он поцеловал ее в макушку. — Не бойся. Все будет просто прекрасно. Ты же знаешь, я всегда буду заботиться о тебе.

Она прижалась к нему крепче и страх и вина постепенно исчезли. Тепло окутывало ее, заставляя пылать. Она наслаждалась защитой его тела, таяла от удовольствия, когда его руки гладили ее по спине. Если бы только он мог держать ее так всегда. Она очень хотела рассказать ему, чего она боялась на самом деле, но не было никакого способа объяснить все это, кроме как сказать прямо.

— Бен? Если бы тебе нравился кто-то, а потом ты узнал, что он сделал в прошлом некие плохие вещи, это бы изменило твои чувства к нему?

— Это зависит, — сказал Бен глубокомысленно, его руки на мгновение остановились, затем снова возобновили свои поглаживания, — полагаю, это зависело бы от того, что именно он сделал. Если это было достаочно плохо…да, это бы изменило мое отношение к нему.

— о что, если он изменился и действительно сожалеет о том, что сделал?

— Я не тот, кто имеет право судить. Ты говоришь с бывшим конокрадом, помнишь?