Он остановился сразу. Но продолжал держать меня рядом, его грудь вздымалась тяжело и часто.
Я не могла смотреть на него. Мой голос показался хриплым, когда я сказала:
— Этого не должно было произойти.
— Я хотел этого с того момента, как впервые увидел тебя. — Его руки напряглись, и он склонялся ко мне до тех пор, пока его рот не оказался совсем близко у моего уха. И тогда он прошептал: — И ты хотела этого тоже.
— Я не хотела. Я не хочу.
— Тебе нужно немного развлечься, Элла.
Я скептически усмехнулась.
— Поверь мне, я не нуждаюсь в развлечениях. Мне нужно… — я замолкла, задохнувшись, когда он теснее прижал мои бедра к своим. Чувствовать его казалось выше того, что могли выдержать мои чувства. К моему позору, я прильнула к нему раньше, чем смогла остановить себя, жар и влечение затмили мне рассудок.
Почувствовав мой ответный отклик, Джек улыбнулся в мою пылающую щеку:
— Ты должна принять меня. Я был бы хорош для тебя.
— Ты такой самоуверенный… И ты не был бы хорош для меня — со своими стейками и электрическими инструментами, и со своими вечно неудовлетворенными инстинктами, и… Держу пари, что ты член Национальной стрелковой организации. Согласись, так и есть, — казалось, я не могла заткнуться. Я болтала слишком много, дышала слишком часто, дрожала, как заведенная игрушка с неисправным механизмом.
Джек провел носом по чувствительному местечку у меня за ухом.
— Почему это так важно?
— Это, да? Так должно быть. Боже. Это имеет значение потому что… — прекрати это! Это важно, потому что я лягу в постель только с человеком, уважающим меня и мои взгляды. Мои —… — я прервалась с непонятным звуком, когда он слегка впился зубами в мою кожу.
— Я уважаю тебя, — пробормотал он. — И твои взгляды. Я думаю о тебе как о равной. Я уважаю твой ум и все то огромное количество слов, что ты обожаешь использовать. Но я также хочу сорвать с тебя одежду и заниматься с тобой любовью, пока ты не будешь кричать, рыдать, пока не увидишь самого Господа бога. — Его рот скользил по моему горлу. Я беспомощно содрогалась, мышцы сокращались от удовольствия, а его руки обхватили мои бедра, удерживая меня на месте. — Я собираюсь хорошо провести с тобой время, Элла. Начиная с того, что секс у нас будет по принципу «пленных не брать», по полной программе. Так, чтобы ты потом не могла вспомнить собственное имя.
— Я была с Дэйном в течение четырех лет, — удалось произнести мне. — Он понимает меня так, как тебе никогда не понять.
— Я смогу изучить тебя.
Казалось, внутри меня начало что-то зарождаться, распространяя слабость, а мое тело противилось этому. Я закрыла глаза и удержалась от всхлипа.
— Когда ты предложил мне квартиру, — сказала я слабо, — ты говорил, что у тебя нет никаких скрытых мотивов. Я не могу поблагодарить за то положение, в котором я из-за этого оказалась.
Его голова приподнялась, и он губами коснулся кончика моего носа.
— А какое положение ты бы предпочла?
Мои глаза распахнулись. Каким-то образом мне удалось отодвинуться подальше от него. Полусидя, полулежа на подлокотнике дивана, я указала на дверь дрожащим пальцем.
— Уходи, Джек.
Джек выглядел чертовски сексуально: взъерошенный и возбужденный.
— Ты выгоняешь меня?
Я с трудом могла поверить сама себе.
— Я выгоняю тебя, — я отошла в поисках своих очков, неуклюже возясь с ними, чтобы водрузить их на место.
На его лице появилось угрюмое выражение.
— Нам многое нужно обсудить.
— Я знаю. Но если я позволю тебе остаться, то не думаю, что нам удастся поговорить о многом.
— А что, если я пообещаю не трогать тебя?
Когда наши взгляды скрестились, казалось, вся комната заполнилась напряженными электрическими разрядами.
— Ты бы солгал, — сказала я.
Джек потер затылок и нахмурился.
— Ты права.
Я склонила голову в сторону двери.
— Пожалуйста, уходи.
Он не двигался.
— Когда я смогу увидеть тебя снова? Завтра вечером?
— У меня есть работа.
— Послезавтра?
— Я не знаю. У меня полно материала для работы.
— Черт возьми, Элла, — он пошел к дверям, — ты можешь отложить это сейчас, но тебе придется иметь с этим дело позже.
— Я большой сторонник откладывания вещей. По большему счету, я даже откладываю откладывание.
Он послал мне пылкий взгляд и ушел, захватив с собой пустую коробку из-под детской кроватки.
Я неторопливо убралась на кухне, вытерла столешницы, сделала бутылочку для Люка. Я продолжала посматривать на телефон — было как раз самое время для ночного разговора с Дэйном — но он продолжал молчать. Должна ли я рассказать ему о том, что случилось между мною и Джеком? Свободные отношения предполагают тайны? И если я расскажу Дэйну о том влечении, что я испытываю к Джеку, что хорошего из этого может выйти?
Обдумав ситуацию, я решила, что единственным поводом рассказать Дэйну о поцелуе было бы то, если бы это привело к чему-то серьезному. Если бы я увлеклась Джеком. А я не увлеклась. Поцелуй был совершенно бессмысленным. Поэтому, самый мудрый выбор — не говоря уже о самом легком — состоял в том, чтобы притвориться, что его никогда не было.
И отложить разговор об этом, пока все это не забудется.
На следующий день я позвонила своей сестре. Я была расстроена, но не особо удивлена, когда Тара не дала мне разрешения поговорить с ее лечащим врачом — доктором Джеслоу.
— Ты же знаешь, я не хочу делать что-то в ущерб тебе, — сказала я ей. — Я лишь хочу помочь.
— Я прекрасно справляюсь сама. Ты сможешь поговорить с моим доктором позже. Может быть. Но это не то, что мне нужно прямо сейчас.
Была какая-то оборонительная нотка в тоне Тары, и мне она казалась слишком знакомой. Я чувствовала, что жила с подобным ощущением где-то год после того, как начала терапию. Как только ты начинаешь понимать, что имеешь право на свою собственную личную жизнь, ты всеми силами стараешься защитить ее. Конечно, Тара не желала моего вмешательства. Но, с другой стороны, я должна была знать, что происходит.
— Не могла бы ты хоть немного рассказать мне о том, что ты делаешь?
Повисла напряженная тишина перед тем, как Тара произнесла.
— Я начала принимать антидепрессанты.
— Хорошо, — сказала я. — Ты можешь сказать об изменениях?
— Их нужно принимать в течение нескольких недель, но я думаю, что это уже помогает. И я много разговаривала с доктором Джеслоу. Она говорит, что то как нас воспитывали, нельзя назвать нормальным или здоровым способом воспитания. И когда твоя собственная мать сумасшедшая, которая тобой пренебрегает или конкурирует с тобой, то ты должна понять, что это делалось по отношению к тебе как ребенку, а затем, ты должна воздействовать на установку этого. Или…
— Или потом мы можем закончить тем, что повторим некоторые из ее ошибок, — сказала я мягко.
