в его смуглое, влажное лицо. Не было никакой спешки, только ленивое исследование. Моя плоть пульсировала вокруг него, когда он, крепко держа меня, двигался в неторопливом, ровном ритме. Казалось, что весь мир пришел в движение, и только я оставалась единственной неподвижной точкой во вселенной.
Каждый раз, когда он входил в меня, я вздрагивала, впиваясь в его плечи, а он прижимал меня к себе все сильнее. От нарастающего удовольствия плавились кости. Я почувствовала, как он слизывает капли с моей шеи чуть ниже уха, и изогнулась так, что мое тело заскользило в его руках.
Но движения вдруг прекратились, он вышел, оставив меня дрожащей и растерянной.
— Нет, — сказала я, приникнув к нему. — Подожди, я не… Джек…
Он повернул ручки, водопад прекратился.
— Я не кончила, — обиженно заявила я, когда он повернулся ко мне.
Джеку хватило наглости усмехнуться. Сжав мои плечи, он вывел меня из душа.
— Я тоже.
— Тогда почему ты остановился? — Про себя я решила, что жаловаться мне простительно. Любая бы жаловалась в подобных обстоятельствах.
Он потянулся за пушистым полотенцем и стал вытирать меня.
— Потому что секс стоя — это опасно. У тебя могут подогнуться колени.
— Я стояла!
— Едва-едва. — Он стал тереть полотенцем мои волосы, а потом потянулся за еще одним, чтобы вытереться самому. — Согласись, Элла — самое удобное для тебя положение — горизонтальное. — Отбросив полотенце, он потянул меня в спальню. Не прошло и нескольких секунд, как он словно пушинку бросил меня на кровать.
Я удивленно вскрикнула, упав на матрац.
— Ты что творишь?
— Перехожу к главному. Сейчас без двадцати одиннадцать.
Я нахмурилась и откинула влажную прядь с лица.
— Давай подождем, когда у нас будет больше времени.
Но меня вдруг прижали к постели двести фунтов возбужденного мужчины.
— Я не могу идти к тебе в таком состоянии, — сказал Джек.
— Какая жалость, — сердито сказала я. — Тебе остается либо ждать, либо заняться проблемой в одиночестве.
— Элла, — попросил он, — давай закончим то, что начали в душе.
— Тебе стоило там же и закончить.
— Мне не хотелось, чтобы ты упала и, не дай бог, ударилась головой. В «Скорой» эйфория все равно бы тут же прошла.
Я хихикнула, и Джек прижался щекой к моей груди, туда, где колотилось сердце. Его горячее дыхание коснулось соска. Он медленно втянул розовую вершинку в рот, обводя языком. Обвив руками его шею, я поцеловала густые, влажные волосы. Он отпустил сосок, сжал его пальцами, нежно потянул и начал целовать другую грудь, мои бедра шевельнулись навстречу его телу. Уже через несколько секунд мне казалось, что все тело пылает. Он набросился на меня, как голодный на щедрое угощение, покусывая, зализывая, целуя, приподнимая и переворачивая, чтобы убедиться, что ничего не пропустил. Я лежала на животе, стискивая желтое покрывало, когда он сжал и приподнял мои бедра.
— Так нормально? — услышала я его шепот.
— Да, — выдохнула я. — Боже, да.
Его тяжесть прижалась ко мне сзади, и он раздвинул мои напряженные ноги. Я застонала, когда он с легкостью скользнул в глубину моего тела. Его рука легла мне на живот, и пальцы забрались туда, где мне так хотелось их почувствовать.
Оказавшись в ловушке — между его телом и ладонью — я приглашающе толкнулась бедрами ему навстречу, чтобы он проник так глубоко, как только возможно. Его губы прошлись по спине, поцеловали меня в затылок. Он подождал, когда я снова приподниму бедра, прежде чем сделать очередной выпад. Я поняла, что Джек дает мне возможность самой установить ритм, двигаясь только в ответ на мои движения. Я выгнулась и ахнула, почувствовав, что он оказался еще глубже, в то время как эти нежные пальцы дразнили и терзали. Ощущения нарастали, так что я уже перестала понимать, что их вызывает. Я стиснула его сильные запястья — одно, опирающееся на постель рядом с моей головой, второе — меж моих бедер, и удерживала их на месте, пока не оказалась за чертой. Извержение было бурным и, каждый раз, когда я думала, что все кончилось, меня накрывала новая волна. Я почувствовала, как Джек содрогнулся, и мое тело затопил его пульсирующий жар.
Когда он, наконец, смог отдышаться, то выругался. Мне пришлось спрятать лицо в покрывале, чтобы удержать смех, потому что я поняла: у нас обоих было такое ощущение, словно каким-то образом все привычное полностью изменилось, и мы вместе с ним.
Мы неловко оделись и спустились в мою квартиру. Джек заплатил няне больше, чем обычно, а она притворилась, что не заметила, какие мы растрепанные. Проверив Люка, который спокойно спал, я сказала Джеку, что он может остаться у меня на ночь, вот только его, наверняка, разбудит ребенок.
— Нет проблем, — ответил Джек, скидывая туфли. — Я все равно не собирался спать. — Он снял джинсы и футболку, забрался в постель и стал смотреть, как я надеваю пижаму. — Тебе она не нужна, — заметил он.
Я с улыбкой посмотрела, как он прислонился к латунной спинке кровати, закинув руки за голову. Он был мускулистым и загорелым, неприлично мужественным на фоне всех этих нежных оборок и кружев.
— Мне не нравится спать голышом, — сообщила я ему.
— Почему? Тебе бы пошло.
— Я люблю быть начеку.
— Зачем?
— Если вдруг что-то случится… пожар или что-нибудь еще…
— Боже, Элла. — Он расхохотался. — Лучше подумай о том, что… сон голышом положительно влияет на окружающую среду.
— О, заткнись.
— Ну, давай же, Элла. Ложись так.
Не слушая его, я забралась в постель в футболке и шортах с пингвинами, перегнулась через него и выключила свет.
На мгновение воцарилась тишина, а затем я услышала соблазнительный шепот:
— Мне нравятся твои пингвины.
Я прижалась к нему, и его колени оказались под моими.
— Думаю, обычно твои женщины не надевают в постель шорты с пингвинами, — заметила я.
— Нет. — Ладонь Джека легла на мое бедро. — Если они что-то и надевают, это — какой-нибудь прозрачный пеньюар.
— Это, конечно, глупо. — Я зевнула, разомлев от тепла его тела. — Но я могу тоже надеть его как- нибудь, если захочешь.
— Не знаю. — Голос Джека звучал задумчиво. Рука погладила мою ягодицу. — Мне очень нравятся эти пингвины.
Боже, подумала я, как же я люблю с тобой разговаривать. Но промолчала, потому что никогда не произносила слово «любовь» наедине с мужчиной.
Глава 17
Я проснулась одна и встревоженная, села и потерла глаза. Причиной тревоги был яркий блеск солнечного света, пробивающийся сквозь полумрак комнаты. Я не слышала дыхания ребенка. Люк никогда не спал так долго.
