Мы поговорили еще несколько минут, в основном о Джеке Тревисе. Очевидно, что он был типичным мужчиной, который любил охотиться, ловить рыбу, быстро ездить и получать все слишком легко. Женщины выстраивались в ряд от Хьюстона до Амарилло в надежде стать его очередной подружкой. Из того, что рассказала Хейди по секрету Лизе, выходило, что Тревис готов на все что угодно в постели, и он необычайно вынослив. Но…
— Хватит, — прервала я Лизу в этот момент.
— Хорошо. Но позволь мне рассказать: Хайди говорила, что как-то в одну из ночей, он…
— Хватит, Лиза, — настойчиво повторила я.
— Разве тебе не интересно?
— Нет. Для своей колонки я получаю массу писем с рассказами об интимных отношениях. Меня уже ничего не сможет удивить. И я не хочу знать о сексуальной жизни Тревиса, особенно если учесть, что мне придется с ним встретиться и просить пройти тест на отцовство.
— Если Джек — отец, то он поможет, — убежденно сказала Лиза. — Он очень ответственный парень.
Я не купилась на это.
— Ответственные парни не имеют одноразовых половых связей и некстати беременных подружек.
— Он тебе понравится, — заявила она. — Он нравится всем женщинам.
— Лиза, мне никогда не нравились парни, от которых все женщины без ума.
После того, как я закончила разговор с кузиной, я уставилась на ребенка. Его глаза казались большими круглыми синими пуговичками, а лицо морщилось с обезоруживающим выражением беспокойства. Я задалась вопросом, какие он получил впечатления за свою первую неделю в этом мире. Рождение и перемещение, автомобильные поездки, изменяющиеся лица вокруг и разные голоса. Он, вероятно, хотел видеть лицо своей матери, слышать ее голос. В его возрасте еще нельзя было его ни о чем спросить. Я осторожно погладила его по головке, чувствуя нежные, как пух, волосики.
— Еще один звонок, — сказала я ему и снова открыла телефон.
Дэйн взял трубку после второго гудка.
— Как проходит операция по спасению ребенка?
— Ребенка я спасла. Теперь хочу, чтобы кто-нибудь спас меня.
— Мисс Независимость не может хотеть спасения.
Я почувствовала намек на зарождающуюся, первую за последнее время, подлинную улыбку, раскалывающую мое лицо, как трещина на зимнем льду.
— О, конечно. Я и забыла, — я рассказала ему все, что произошло, а также о возможном отцовстве Джека Тревиса.
— Я бы посоветовал отнестись к этому обстоятельству с большой долей скептицизма, — прокомментировал Дэйн. — Если бы Тревис был биологическим отцом ребенка, разве Тара не обратилась бы к нему? Из того, что я знаю о твоей сестре, заарканить сына миллиардера — самая большая ее мечта.
— Моя сестра никогда не руководствовалась логикой нормальных людей. Я не могу сказать, почему она так поступила. Я совершенно не уверена, что когда ее найду, она окажется способной заботиться о Люке. Когда мы были маленькими, она не могла удержать в руках даже серебряного карася.
— У меня есть связи, — спокойно сообщил Дэйн. — Я знаю людей, которые могут помочь поместить его в хорошую семью.
— Я даже не знаю, — я посмотрела на ребенка, который к этому времени закрыл глазки и спал. Я не была уверена, что смогу примириться с мыслью о необходимости отдать его чужим людям. — Я должна выяснить, что для него лучше. Кто-то должен позаботиться о его потребностях. Он ведь не просил рождаться.
— Постарайся хорошо выспаться. А потом выяснишь правильный ответ, Элла. Ты всегда это делаешь.
Глава 3
Слова Дэйна о том, что у меня могла быть спокойная ночь, давали понять: он никогда не имел дела с младенцами. Мой племянник оказался просто королем бессонницы. Это была без преувеличения самая худшая ночь, которую я когда-либо проводила: бесконечное пробуждение от крика, смешивание детского питания, кормление, срыгивание, смена подгузников, после этого примерно пять минут отдыха и все начиналось сначала. Я не понимала, как другие могли терпеть это не один месяц. Уже после одной пережитой ночи я была полной развалиной.
Утром, стоя в душе и максимально повернув ручку крана горячей воды, я надеялась дать облегчение моим страдающим мускулам. Жалея, что не была столь дальновидной и не привезла с собой больше вещей, я надела единственную чистую одежду, которую имела: джинсы, хлопковую рубашку и кожаные туфли. Расчесав волосы, пока они не стали гладкими и блестящими, я посмотрела на свое измученное и белое, как мел, лицо. Мои глаза были так воспалены и сухи, что я не стала надевать контактные линзы. А решила надеть свои практичные прямоугольные очки, в тонкой металлической оправе.
Не улучшало мое настроение и то, что когда я вошла на кухню с Люком в люльке, там за столом уже сидела мама. На ее руках красовались кольца, а волосы свободно ниспадали и завивались. На ней были надеты шорты, которые обтягивали ее гладкие загорелые ноги, а на одном из пальцев с идеальным педикюром, видневшихся из босоножек, блестело кольцо с маленьким кристаллом. Я поставила люльку Люка на пол с другой стороны стола, недалеко от нее.
— У малыша есть другая одежда? — спросил я. — Все вещи грязные, не считая того, что на нем.
Мама покачала головой.
— Есть дисконтный магазин ниже по улице. Ты можешь купить все необходимые вещи там. Также нужен будет большой пакет подгузников — их надо очень много в этом возрасте.
— Кто бы мог подумать, — устало сказала я, направляясь к кофеварке.
— Ты говорила с Лизой вчера вечером?
— Мм.
— Что она сказала?
— Она думает, что Тара в порядке. И собирается сделать несколько звонков сегодня, чтобы попытаться найти ее.
— Что известно об отце ребенка?
Я уже принял решение не рассказывать ей ничего о возможной причастности Джека Тревиса. Потому что, если и есть какой-либо гарантированный способ привлечь внимание моей матери, так это упомянуть имя богатого человека.
— Не имею представления, — сказала я небрежно.
— Куда вы сегодня отправитесь?
— Кажется, мне придется найти номер в гостинице, — мои слова не были обвинением. Да мне это и не было нужно.
Она выпрямилась на стуле.
— Мужчина, с которым я встречаюсь, не должен об этом узнать.
— О том, что ты бабушка? — я получала извращенное удовольствие, наблюдая, как ее передернуло при слове «бабушка». — Или потому что Тара не была замужем, когда у нее появился ребенок?
— И то и другое. Он моложе меня. Он консервативен. Он не поймет, почему я ничего не смогла сделать с непослушным ребенком.
— У Тары и у меня не было детей до этого, мама, — я сделала глоток черного кофе — горькое варево вызвало у меня дрожь отвращения. Живя с Дэйном, мне пришлось привыкнуть к растворимому кофе с соевым молоком. Черт побери, подумала я, потянувшись к коробке, стоящей на полке, и насыпала большую ложку сахара в кофе.
Мамины губы, покрытые помадой, сжались в тонкую линию.
