Но Кев совершенно точно знал, почему бог подземного царства украл Персефону себе в невесты. Он хотел немного солнечного света, теплоты для себя там, внизу - в унылом мраке его темного дворца.
- Значит, твоим соплеменникам, которые оставили тебя умирать… - сказала Уин, возвращая мысли Кева в настоящее, -… позволено знать твоё имя, а мне нет?
- Правильно.
Кев наблюдал за игрой полосок света от солнца и теней от листьев на её лице. Он задавался вопросом, каково это будет: прижаться губами к этой нежной причудливо освещённой коже.
Очаровательная морщинка появилась между рыжевато-коричневыми бровями Уин:
- Почему? Почему я не могу знать?
- Потому, что ты -
- Твоя
Они ступили на опасную территорию, и Кев почувствовал, как мучительно сжалось его сердце. Уин не принадлежала ему и никогда не сможет. Кроме как в его сердце.
Он скатился с неё и поднялся на ноги:
- Пора возвращаться, - отрывисто сказал он.
Он нагнулся к ней, схватил протянутую к нему маленькую ручку и потянул на себя. Уин не рассчитала силу толчка и, вместо того, чтобы встать, буквально упала на него. Её юбки обвились вокруг его ног, а её изящное женственное тело неожиданно слилось с его. Он отчаянно искал в себе силы и волю, чтобы оттолкнуть её.
- Ты когда-нибудь попытаешься найти их, Меррипен? - спросила она. - Когда-нибудь покинешь меня?
- Я не знаю.
- Если бы ты это сделал, я последовала бы за тобой. И вернула бы тебя назад домой.
- Я сомневаюсь, что мужчина, за которого ты выйдешь замуж, позволил бы это.
Уин улыбнулась, как если бы это утверждение было смешным. Она отодвинулась от него и отпустила его руку. Они зашагали назад к Хэмпширскому Дому в полной тишине.
- Тобер? - через минуту высказала она предположение. - Гэрриден? Пало?
- Нет.
- Рай?
- Нет.
- Купер?… Стэнли?…
- Нет.
К гордости всей семьи Хатауэй, Лео был принят в Парижскую Академию изящных искусств, где он в течение двух лет изучал искусство и архитектуру. Талант Лео был таким многообещающим, что часть его обучения взял на себя известный Лондонский архитектор Роуланд Темпл, который сказал, что Лео сможет возместить ему затраты после возвращения, работая его чертежником.
Сложно было поспорить с тем, что Лео возмужал, став уравновешенным и добродушным молодым человеком, с острым умом и веселым нравом. А учитывая его талант и амбиции, можно было надеяться на большие достижения. По возвращении в Англию Лео осел в Лондоне, чтобы выполнить свои обязательства по отношению к Темплу, но все равно часто приезжал в Примроуз-Плэйс навестить свою семью. А заодно и поухаживать за симпатичной темноволосой деревенской девушкой по имени Лора Диллард.
В отсутствие Лео Кев делал всё возможное, чтобы заботиться о семье Хатауэй. А мистер Хатауэй неоднократно пытался помочь Кеву спланировать его собственное будущее. Такие беседы превратились в своеобразные упражнения в разочаровании для них обоих.
- Ты растрачиваешь себя впустую, - сказал Кеву мистер Хатауэй, казавшийся слегка обеспокоенным.
Кев фыркнул в ответ, но Хатауэй настойчиво продолжил:
- Мы должны обсудить твоё будущее. И прежде, чем ты скажешь хоть слово, позволь мне заявить, что я знаю, что цыгане предпочитают жить сегодняшним днём. Но ты изменился, Меррипен. Ты зашел слишком далеко, чтобы пренебречь тем, что уже глубоко укоренилось в тебе.
- Вы хотите, чтобы я уехал? - спросил Кев спокойно.
- О, Господи, нет. Совсем нет. Как я уже говорил прежде, ты можешь оставаться с нами столько, сколько пожелаешь. Но я считаю своим долгом объяснить тебе, что оставаясь здесь, ты жертвуешь многими возможностями самосовершенствования. Ты должен выйти в мир, как поступил Лео. Отправься в ученичество, изучи торговое дело или, может, завербуйся в армию…
- И что мне это даст? - спросил Кев.
- Прежде всего, возможность заработать больше, чем те гроши, что я в состоянии тебе предложить.
- Мне не нужны деньги.
- Но при существующем положении вещей, у тебя нет средств, чтобы жениться, чтобы купить свой собственный участок земли, чтобы…
- Я не хочу жениться. И я не могу владеть землёй. Никто не может.
- В глазах британского правительства, Меррипен, человек совершенно определенно может владеть землёй и домом, на ней стоящим.
- Палатка устоит, когда дворец рухнет, - ответил Кев прозаически.
Хатауэй раздражённо фыркнул:
- Я скорее поспорил бы со ста учеными, - сказал он Кеву, - чем с одним цыганом. Очень хорошо, мы оставим пока эту тему. Но имей ввиду, Меррипен… жизнь - это больше, чем импульсивное следование примитивным эмоциям. Человек должен оставить свой след в этом мире.
- Зачем? - спросил Кев в непритворном недоумении, но Хатауэй уже ушёл, чтобы присоединиться к своей жене в розарии.
Приблизительно спустя год после возвращения Лео из Парижа, на семью Хатауэй обрушилась трагедия. До тех пор ни один из них никогда не знал истинного горя, страха или печали. Они жили в семейном кругу, как будто защищенном волшебством. Но однажды вечером мистер Хатауэй пожаловался на странные, резкие и острые боли в груди, из чего жена сделала вывод, что он страдает расстройством желудка после особенно обильного ужина. Он был молчалив и бледен и рано ушёл спать. Больше из их комнаты ничего не было слышно до рассвета, когда плачущая миссис Хатауэй вышла и сказала ошеломленной семье, что их отец умер.
И это было только началом несчастий семьи Хатауэй. Казалось, что на семью наслали проклятие, и всё их прежнее счастье в полной мере обернулось горем. «Беда не приходит одна» - это была одна из поговорок, которые Меррипен помнил с детства. И к его горькому сожалению, поговорка эта оказалось верной.
Миссис Хатауэй была так охвачена горем, что после похорон мужа слегла в постель и пребывала в такой тоске и печали, что её почти невозможно было убедить что-нибудь съесть или выпить. Ни одна из попыток её детей вернуть её назад к обычному состоянию не возымела эффекта. В поразительно короткий срок она почти совсем зачахла.
- Возможно ли умереть от разбитого сердца? - мрачно спросил Лео однажды вечером, после того как доктор уехал, официально заявив, что он не смог обнаружить физическую причину угасания их матери.
- Она должна хотеть жить хотя бы ради Поппи и Беатрикс, - сказала Амелия, стараясь не повышать голоса. В этот момент Поппи укладывала Беатрикс спать в другой комнате. - Они ещё слишком малы, чтобы остаться без матери. Неважно, как долго мне пришлось бы жить с разбитым сердцем, я бы заставила себя
