Мозаика жизни

себя подсудимой, и ей захотелось оп­равдаться.

—Чего ты от меня хочешь? На что надеешь­ся? Ты ждешь, чтобы я сказала, что люблю те­бя? Я не знаю тебя, Люк. Для меня ты незна­комец.

—Знаю. — Он отвернулся. На щеках захо­дили желваки. — Так тяжело помнить все, что мы пережили вместе. И видеть, что все исчезло. Будто ничего и не было.

Его красивое лицо исказилось, словно от бо­ли. Дженни захотелось погладить его, но она удержалась. Желание утешить Люка столкнулось с чувством вины, которое возникло вроде бы ниоткуда.

—Прости, — выдохнула она. — На прошлой неделе я сосредоточилась только на себе. Я не могла думать ни о чем, кроме своих болячек. И о внешних, и о тех, что в глубине. О страхах и сомнениях…

—Дженни!..

Он поднял руку, пытаясь остановить ее. Но Дженни продолжала:

—А мне следовало бы понимать, что я не единственная, кто страдает. — Чувство вины внезапно будто утяжелило голос. — Мне следо­вало бы видеть, что я не единственная оказа­лась в новой ситуации.

—Но я хотел, чтобы ты именно это и сдела­ла, — перебил ее Люк. — Я говорил тебе, что­бы ты сосредоточилась на своем выздоровле­нии. На себе. — Потом он тихо добавил: — И на малыше.

Да, это было все, что она могла сделать. Но ведь так заметно, что Люк мучается от сомне­ний, кто отец ребенка. Конечно, он утверждал, что это его ребенок. И все же червячок подозрения не унимался. И это причиняло Лю­ку боль. Она же не могла рассеять его опасе­ния, поэтому решила пока отложить эту тему. Полный свет на все прольется лишь тогда, ког­да рухнет та стена, через которую она старается пробиться к мужу.

—С нами все в порядке. — Ей хотелось ус­покоить его хоть в том, в чем она не сомнева­лась. — Ребенок и я в прекрасной форме.

—Ты уверена?

—В себе уверена. — Она пожала плеча­ми. — Я чувствую себя великолепно. И я не за­мечаю признаков, что малышу плохо. На следу­ющей неделе у меня визит к доктору Портеру.

Атмосфера между ними начала разряжаться.

—Люк, ты не думаешь, что пришло время поговорить? — наконец спросила она.

—Мы и говорим. — Он уставился в какую-то точку над ее плечом. — Мы каждый вечер разговариваем за обедом.

—Ты называешь это разговором? — Она за­смеялась. — Боюсь, что ты и Чад в будущем будете подшучивать над тем, как я изо всех сил старалась спрятаться за газетными новостями, которые подробно пересказывала вам. — Она снова засмеялась. — Я ценю, что вы выслуша­ли, как все церкви провели благотворительную распродажу кексов и печенья. И терпели, когда я заставляла вас участвовать в обсуждении по­следних скандалов в столице и нескольких ог­раблений банков в Филадельфии.

—Это тоже очень интересно. — Секунды три Люк сохранял серьезное выражение, потом разулыбался. — По-моему, ты можешь сказать, что я позволял тебе прятаться за новостями. Наверно, в этом смысле я тоже прятался, — признался он, засмеявшись. Потом распрямил плечи и вздохнул, уступая ей: — Ты права. Пришло время поговорить.

Они сидели за обеденным столом напротив друг друга. На блюде дымились ломти колбас­ного хлеба, приготовленного Мэри. Дженни по­ложила им обоим картофельное пюре и кольца тушеной моркови. Лепешки с маслом дополня­ли совершенство блюда.

—Расскажи мне о нас. Как мы встретились. — Дженни поддела вилкой морковку, по­ложила в рот и медленно жевала. Едва ли она чувствовала вкус. Мысли в тревоге сосредоточи­лись на том, что скажет Люк.

Он медлил с ответом. Дженни нахмурилась, но терпеливо ждала.

—Мы познакомились через Чада, — нако­нец произнес он.

Брови взлетели сами собой.

—Ты вместе с ним училась в колледже. В университете Вилланова.

Так она еще и образование умудрилась по­лучить! В уме завихрились вопросы: чем она ув­лекалась, нравилось ли ей учиться, какая у нее специальность? Но Дженни твердо приказала сознанию: каждый раз занимайся одной темой. А нынешняя тема — ее отношения с Люком — чрезвычайно важна.

—Наверно, я приехала сюда с Чадом катать­ся на лыжах. — Она произнесла фразу как ут­верждение, а не как вопрос. Но все же ждала от Люка подтверждения.

—Ты приезжала четыре зимы подряд, — кивнул он. — Вместе с восемью или десятью друзьями и подружками Чада. Как только вы­давалось свободное время, ваша банда приезжа­ла сюда.

—Похоже, ты был не в восторге от нас. — Уголки губ поднялись в улыбке. — Шумная группа студентов из колледжа. Мы мешали те­бе, так?

—Нет, не так.

Дженни понимала, что Люк о чем-то не упо­мянул, что-то в их первой встрече вызывало в нем какую-то неловкость. Он словно превратил­ся в натянутую струну. Застывшие плечи. На­хмуренные брови. И еще одно доказательство — Люк так и не дотронулся до обеда. Дженни ре­шила, что лучше пока оставить в стороне эту часть их прошлого. Она всегда может вернуться к ней потом.

—Мы давно женаты?

—Через несколько месяцев мы отпразднуем нашу пятую годовщину, — чуть улыбнулся он.

—Пять лет вместе, — пробормотала она. — Мы были счастливы?

—Очень. — Он наконец поддел вилкой лом­тик колбасного хлеба и принялся есть.

Дженни подумала, как удивительно, что пе­ремена направления в разговоре преобразила его. Минуту назад он выглядел напряженным и взвешивал каждое слово, а сейчас совершенно расслабился.

—И как мы живем? — спросила она, нама­зывая половину лепешки маслом. — Что мы любим вместе делать?

—Зимой мы работаем. Тяжело. С восхода солнца, и пока оно не сядет, заняты делами ку­рорта. Это честная жизнь. — Он усмехнулся. — И за четыре-пять месяцев мы зарабатываем столь­ко, что нам хватает на весь год.

—Мы работаем только пять месяцев из две­надцати?

— Мы много работаем пять месяцев, — засмеялся он. — Впрочем, здесь целый год нахо­дятся дела. Время, когда не сезон, мы посвяща­ем прокладке новых лыжных трасс. Но обычно летом мы позволяем себе немного полентяйничать. — Глаза его сверкнули от какого-то вос­поминания, отчего Дженни чуть не залилась краской. — Часто совершаем длинные прогул­ки, — совсем тихо проговорил он. — Только мы. Вдвоем. Туда, вверх, на гору.

Выражение его красивого лица вызвало в во­ображении Дженни самые разные эротические картины. Ведь они были там одни, их скрывали деревья и кустарники. Сердце бешено заколоти­лось при мысли, что они с Люком занимались любовью на природе.

—Так мы много гуляем? — Она положила вилку и разглядывала его из-под полуопущен­ных век.

—Много. — Он тоже изучал ее своими чер­ными глазами. — Это наш любимый отдых.

Теперь ее щеки пылали. Ведь совершенно очевидно, что их любимый отдых не имеет ни­чего общего с вышагиванием по лесным тро­пинкам.

—Мы были очень счастливы вместе. — Он поднял голову и засмеялся. Потом накрыл ее руку своей.

—Так что же произошло? — быстро сорвал­ся с языка вопрос.

Он тяжело вздохнул. Казалось, что и воздух вокруг них дрожит от сожаления и печали. Он не убрал свою руку, а напротив, сжал ее запя­стье еще крепче.

—Можно мы отложим эту тему? — И преж­де чем она успела ответить, продолжал: — Я понимаю, надо обсудить наш разлад. Тебе надо знать, что произошло. Но у меня такое чувство, будто мы теперь только начинаем наши отно­шения.

—Хорошо, — согласилась она. — А что, ес­ли ты расскажешь мне о своем отце? Ты гово­рил, что он умер три года назад. Значит, когда мы поженились, он был жив. Я ему нравилась? Мы жили с ним дружно?

—Папа любил тебя как свою родную дочь. — Люк засмеялся. — Конечно, ведь ты все делала правильно.