Мозаика жизни

Дженни спала на спине, закинув одну руку за голову, а другую держа под персикового цвета одеялом. Тихонько вздымалась и опускалась грудь. Над бровями выступили бисеринки пота. Он с трудом подавил желание подойти ближе к кровати.

Из-под одеяла выглядывала прикрытая шел­ком грудь, коричневый сосок чуть темнел сквозь тонкую ткань ночной сорочки.

Она принадлежала ему.

Люк скользнул взглядом к окну, где ночной ветерок шевелил занавески, но тут же снова уставился немигающими глазами на лежавшую на спине женщину.

Он хотел это сделать. Он должен это сде­лать. Откинуть одеяло, подмять под себя ее те­ло, сорвать с молочных плеч тонкие бретельки ночной сорочки и целовать каждый сантиметр обнаженной кожи. Он должен заставить ее вы­крикнуть имя мужчины, которого она любит. Которого она хочет. Его имя. Он мог заставить ее признаться, что она его хочет. Он делал это раньше, он может сделать это снова.

Она пошевелилась и тихо вздохнула. От это­го звука у него вспотели ладони. Рот наполнил­ся слюной, когда он представил наслаждение, какое получит. Потому что она будет его. В конце концов она будет принадлежать ему.

Проклятие! Она принадлежала ему! И снова будет принадлежать. Даже если для этого надо лгать, обманывать, воровать. Она будет его.

И все, что можно получить вместе с ней, бу­дет его.

* * *

На следующее утро Дженни надела ярко-си­ний топик на бретельках и белые джинсовые шорты.

После тяжелого сна прошлой ночи чувство­валась легкая усталость. Она вертелась и воро­чалась, резкие слова Люка эхом снова и снова звучали в голове.

Как можно было забыть, что это она причи­на раскола в отношениях братьев? Женщина, беременная от одного из этих мужчин.

Дженни протерла губкой лицо, почистила зубы, пробежала расческой по волосам. Между бровями пролегла морщинка. Пожалуй, стоит хотя бы чуть тронуть тушью ресницы.

Может быть, ей уехать? Она нашла малень­кий тюбик бесцветной губной помады. Может быть, братьям Прентис будет лучше без нее?

Но куда она поедет?..

Дженни провела пальцем по губам. И тут же голову заполонили мысли о Люке и вчерашнем поцелуе. Дженни вздрогнула, вспомнив ощуще­ние от его густых шелковистых волос между своими пальцами.

Да, он притягивает ее. Чувство удивитель­ное, замечательное. Но это потому, что он словно излучает страсть. Желание, которое ис­пытывает к ней. И это привлекало ее больше всего. Сомнения нет, вчера он невероятно сильно хотел ее. Он дрожал от усилий обуздать свое чувство. Мысль о том, что мужа так страстно тянет к ней, будоражила Дженни. Не стоит себя обманывать.

Но ее тревожила глубоко спрятанная в Люке ярость. Она видела, как он чуть не взорвался в больничной палате, когда Чад заявил, что он отец ребенка. И как вчера вечером вспыхнул от гнева перед тем, как ушел к себе в кабинет.

Дженни понимала его ярость, унижение, от­чаяние. Эти чувства по отношению к ней могут быть справедливы. Но у нее не умещалось в голове другое: неужели можно продолжать же­лать женщину, которую подозреваешь в изме­не.

Она всмотрелась в зеркало. Она, конечно, не уродина, но и не сногсшибательная кра­савица. И вид у нее не такой, чтобы доводить мужчину до крайности. Глаза просто карие, хо­тя рыжевато-каштановые брови и хорошо очер­чены. Нос прямой. Полные губы, слегка тро­нутые прозрачной, чуть поблескивающей пома­дой, выглядят вполне приятно.

Но лучшее украшение— это волосы, решила Дженни. Она расчесывала мягкие локоны, па­давшие на плечи, и пушистые пряди, обрам­лявшие лицо. Уход за ними не требовал от нее почти никаких усилий. Только шампунь. При­рода подарила ее волосам чудесный цвет. Золо­тистый оттенок вызывал в памяти солнечные дни, или одуванчики, или мягких пушистых цыплят.

Дженни улыбнулась и отложила расческу. Да, у нее красивые волосы. Но трудно представить, что Люк теряет голову из-за обыкновенных со­ломенных прядей.

Люк так и не ответил на ее вопрос об их сексуальной совместимости. Он не успевал на­чать, как разговор принимал другое направле­ние. Но если поцелуй, которым они обменя­лись прошлым вечером, может служить одним из слагаемых, то Дженни знала ответ.

Он вышла из спальни, пытаясь прогнать воспоминания, от которых горели щеки. Надо сосредоточиться на кухне и на кофейнике. Но мысли текли в совершенно другом направле­нии.

Что Люк находил в ней такого привлека­тельного? Известно, что любовь слепа. Она чи­тала «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Зеркало любви рисует искаженный образ. Любовники редко видят правду, когда смотрят друг на дру­га. А пожалуй, и вообще не видят. Восприятие любимых глазами страсти гораздо приятнее, да­же если оно и неправильно.

Вдруг Дженни словно ударило током. Она остановилась на лестнице и несколько раз мор­гнула.

Она вспомнила, что читала пьесу Шекспи­ра! Она готовила для урока литературы устный доклад по этой комедии, когда училась в шко­ле.

Какая радость!.. Просто потому, что она вспомнила. Дженни стояла на лестнице, сердце от волнения прыгало, как норовистая лошадь. Какое удовольствие вспоминать содержание пьесы. Елена была влюблена в Деметрия, кото­рый просил руки Гермии, влюбленной в Лизандра. Насколько она помнила, события развива­лись шумно и весело из-за любовной путаницы. Любимым персонажем Дженни была Титания. Сказочная королева любила все красивое, а кон­чила тем, что ее опоили питьем, вызвавшим страсть к ослиноголовому Основе. Какое неле­пое, внушенное зельем обожание! Судьба коро­левы еще много лет назад убедила Дженни в том, что любовь слепа.

Она вспомнила! Вот она стоит перед клас­сом. Нервы расшалились, живот сводит так, будто там крутится десяток балерин. Руки тря­сутся. Она держит для памяти карточки. Без слов молит Бога, только бы суметь правильно про­изнести имена персонажей.

Воспоминание. Настоящее воспоминание. Кар­тинка из прошлого. Не машинальное, подсо­знательное действие. Не смутная привычка, ко­торая повторяется без участия разума.

Перед мысленным взором возникла замеча­тельная картина. Она видела свои карточки, доску, огромные окна, столы, учеников. Пусть это только небольшая вспышка, момент ее юности, но она его вспомнила!

Ноги вдруг ослабли и будто уже не держали ее. Если в мозгу сохранилось одно воспомина­ние, то должны быть и другие!

Конечно, она не может назвать штат или го­род, школу или имя учителя. Но ведь что-то она вспомнила! И именно то, что имело значе­ние в данный момент. Этого достаточно, чтобы дать ей надежду. Реальную надежду. Не фаль­шивое ожидание, которое вызвал случай с очи­стками в кухне. Но честную добрую надежду, что память вернется.

Она должна рассказать Люку. Надо найти его и поделиться радостью.

Дженни вспомнила сердитые слова, с каки­ми прошлым вечером он вышел из кухни, оставив ее одну. Он не хочет иметь с ней ни­чего общего. Во всяком случае, пока жизни всех троих — ее, его и Чада — остаются изло­манными и запутавшимися в треугольнике по­дозрений, секретов, лжи, недоверия и обмана.

Защемило сердце. Ей не с кем поделиться своей радостью. Некому рассказать о вспышке памяти, говорящей о выздоровлении.

Мэри! Она воспрянула духом. Все сегодняш­ние переживания она расскажет Мэри. На сердце просветлело. Дженни чуть ли не скати­лась по оставшимся ступенькам. Все мысли снова о чашке дымящегося кофе.

Увидев Люка, пьющего кофе, она сбавила шаг на пороге кухни.

— Ты еще здесь? Разве тебе не надо быть уже в дороге на работу? — Дженни сама заметила осуждающие нотки в голосе. Что с ней? Она вовсе не собиралась его упрекать.

—Тебе тоже доброе утро, — мягко прогово­рил он.

—Прости, — пробормотала она, глядя на свои босые ноги. — Я просто не ожидала уви­деть тебя в