Они стояли уже у самой двери в спальню, и в любое другое время Елена, конечно, сначала постучалась бы, но теперь было не до церемоний. С лампой в руке девушка вбежала в комнату.
Мать, всегда спавшая чутко, проснулась немедленно и взглянула на дочь изумленными глазами:
— Елена! Что случилось, моя девочка?
Отец тоже проснулся и, тяжело ворочаясь, оперся на локоть, щурясь от внезапного света. Он прокашлялся и вопросительно посмотрел на дочь.
— Сюда кто-то идет, я видела их во дворе! — махнула Елена рукой по направлению к заднему крыльцу.
— Кто? — отец грузно сел на кровати.
Мать осторожно положила руку на широкое плечо мужа:
— Никогда не надо предполагать плохое, Брукстон. Может быть, кто-то заблудился или ищет помощи.
— Нет, нет, они пришли со злом! — замотала головой Елена.
— Откуда ты это знаешь, девочка? — спросил отец, вставая в одном теплом нижнем белье и отбрасывая простыни.
— Она сказала, что Хвост сдох, — вдруг сказал Джоах, тоже заходя в спальню.
Слезы брызнули у Елены из глаз:
— Его убили какие-то твари… Такие ужасные… белые…
— А ты уверена, что все это тебе просто-напросто не приснилось? — сурово спросил отец.
И тут же с заднего крыльца раздался стук.
Все замерли на мгновение, но мать первой взяла себя в руки:
— Брукстон?
— Не бойся, мать, — ответил отец. — Это наверняка кто-то заблудился, как ты и предположила. — Но слова отца как-то уж слишком не вязались с насупленными бровями и сжатым ртом. Он быстро натянул брюки.
Мать тоже встала и накинула халат:
— Сейчас отец все уладит, — шепнула она Елене, крепко обняв девочку.
Джоах с фонарем пошел за отцом, а тот, проходя мимо очага, поднял с полу топор, которым они обычно рубили на кухне дрова.
Елена еще крепче прижалась к матери.
Наконец отец подошел к двери на заднем крыльце. Джоах остался стоять сзади. Елена с матерью замерли у печки в кухне.
Занеся топор высоко над головой, отец крикнул чрез массивную дубовую дверь:
— Кто там?
Ответивший голос оказался высок и надменен, и каким-то шестым чувством Елена поняла, что он принадлежит не скрюченному, а тому, кто повыше:
— Именем Гульготальского Совета откройте дверь! Отказ от выполнения приказа повлечет за собой арест всей семьи.
— Что вы хотите?
— У нас есть ордер на обыск фермы. Откройте дверь! — прозвучал тот же голос.
Отец обеспокоенно оглянулся на мать, и Елена энергично затрясла головой, прося отца не открывать.
— Час поздний, — подумав, ответил отец. — Откуда мне знать, что у вас на уме.
У голых ног отца на полу появилась бумага, просунутая под дверь.
— Вот подпись проктора местного гарнизона.
Отец махнул рукой Джоаху, тот наклонился и поднес бумагу к свету. Даже через комнату Елена отчетливо видела пурпурную печать внизу пергамента.
— Вроде все официально, — шепнул отец матери. — Джоах, потуши свет, да идите с Еленой наверх. И чтобы сидели тихо, как мыши.
Джоах кивнул, он явно хотел остаться, но, как всегда, не споря, повиновался отцу. Поставив лампу на край стола, он подошел к сестре. Мать поцеловала ее и подтолкнула к брату.
— Приглядывай за ней получше, Джоах. И не спускайтесь, пока мы вас не позовем.
— Хорошо, мама.
Но Елена колебалась. Мерцающий свет лампы отбрасывал на стены причудливые тени, и девушка почему-то с нетерпением ждала, когда же заговорит тот, скрюченный. Сердце ее тягостно сжималось при воспоминании о взгляде его тусклых голубоватых глаз, которые пытались разглядеть ее в окне. И девушка, наоборот, только крепче прижалась к матери.
— Ну, иди же, моя радость, — мать потрепала ее по волосам и легонько оттолкнула: — Все это тебя никак не касается. Так что оба быстро наверх. — Мать ободряюще улыбнулась, но страх, застывший в печальных глазах, выдал ее.
Елена стояла, не в силах оторвать глаз от родителей.
— Пойдем же, сестренка, — не выдержал Джоах и положил ей руку на плечо.
Она вздрогнула от этого прикосновения, но все же дала увести себя. Брат с сестрой уже подходили к лестнице, когда девушка в последний раз оглянулась. Маленькая лампа, как спасительный маяк посреди темноты, освещала стоявших рядом родителей. Уже со ступеней Елена заметила, как отец отложил топор и стал отодвигать тяжелый заржавленный запор. В глазах у нее помутилось — она чувствовала, что за дверью стоит нечто худшее, чем просто грабители.
И девушка так и застыла на месте. Брат напрасно тянул ее за руку:
— Ну, пойдем же, Елена, нам надо идти!
— Нет, — шептала она — Здесь, в тени, они нас не увидят.
И брат, снедаемый любопытством, не стал с ней спорить и встал на колени рядом:
— Интересно, чего им нужно? — шепотом спросил он ее.
— Меня, — тихо ответила девушка, даже не задумываясь. Она знала, что это именно так, что все происходящее каким-то образом связано именно с нею, с ее покрасневшей рукой, со сгоревшим в пепел яблоком, со взорвавшейся ванной. И вот теперь это ночное посещение. Произошло слишком много странных событий подряд, чтобы оказаться несвязанным набором случайностей.
— Смотри! — шепнул брат.
Елена посмотрела вниз, где отец уже открыл двери. Теперь их отец стоял на пороге, и в руках его снова тускло поблескивал топор. Раздались голоса.
— Ну, и из-за чего вся эта суматоха? — первым спросил отец.
На порог взошел высокий, бывший на несколько пальцев ниже отца и гораздо уже его. В свете лампы Елена увидела, что рубашка на животе у него разорвана или разрезана. На нем был плащ для верховой езды и высокие, заляпанные грязью сапоги. Даже с такого расстояния девушка отчетливо разглядела, что материал, из которого сделан плащ, очень дорог, не какое-нибудь деревенское рядно. Незнакомец поправил небольшие каштановые усы под узким носом и медленно ответил:
— Мы пришли для расследования. Одна из ваших дочерей обвиняется в… скажем так, в некоем неблагопристойном поступке.
— И что же это за поступок?
Говорящий обернулся назад, словно ища какой-то помощи, и в дверях возникла фигура второго незнакомца. Отец невольно отступил на шаг. Перед ним стояла согбенная фигура в старом черном одеянии, подвязанном веревкой, посох был воткнут в грязь. Выпростав тощую, как у скелета, руку, незнакомец прикрылся ею от света лампы так, словно ее свет мог ослепить его:
— Мы ищем ребенка, — проскрипел он старческим голосом. — Ребенка, у которого рука запятнана кровью.
Мать вскинулась, и хотя тут же взяла себя в руки, ее движение не ускользнуло от старика. Елена внутренне сжалась и увидела, как безжизненные голубоватые, как опал, глаза старика уставились на мать.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — пробасил отец.
Человек в рясе взял посох и вновь отступил в темноту двора.
