– Как же! – ухмыльнулся Димка. – Будет ему капут, когда и фрица еще нет, а ты уже в Острогорск бежать собрался.
– Я собрался бежать? – сразу зашумел и завыпучивал глаза Левка.
– Ты!
– Я?
– Ты!
– А хочешь, я тебя вот этой палкой тресну?
Но тут наша Мурка вдруг навострила уши, вскочила, подбежала к кустам и стала лаять. В кустах затрещало, и из темноты вышел человек. Левка сразу бросил палку в огонь и вроде как собрался бежать за дровами.
– Стой, ни с места, стрелять буду! – сказал человек и, не обращая внимания на нашу универсальную собаку, подошел к костру.
– Чем занимаетесь, молодцы? – спросил он и начал свертывать цигарку, сверля нас глазами.
– Да ничем, – сказал я. – У костра греемся.
– А мне можно у вашего огонька посидеть?
– Сидите, огня на всех хватит!
«Вот так, – думаю, – попал я в переплет! Что это за птица? Вид вроде простецкий, а за поясом – топор и на плече – коротенькая винтовка. Зачем ему топор и винтовка, если свой? И что он делает в лесу в такую пору?»
Левка заморгал мне и показал рукой на дорогу: я, мол, побегу, а вы его пока развлекайте. Я покачал головой: не надо, посмотрим, что дальше будет.
Неизвестный закурил и уселся прямо на нашу постель:
– А ловко вы тут устроились… Да уймите вы своего бестолкового пса – слова не дает сказать.
Мурка в самом деле все прыгала около и гавкала ему в лицо. «Нет, – думаю, – Мурка – умная собака и зря лаять не будет: чует чужого. Наверно, все-таки фашист. Только переоделся, чтобы не обнаружили».
– Шпрехен зи дойч? – спрашиваю его по-немецки, чтобы поймать на удочку.
– Что? – удивился человек. – Как ты сказал?
– Шпрехен зи дойч? – опять повторяю, потому что по немецкому у меня всегда двойка и других немецких слов я не знаю[23].
Человек покрутил головой и засмеялся:
– Чудно ты говоришь! Это что же, по-немецки?
– Вам лучше знать, – ляпнул Димка.
– Почему? – удивился неизвестный, делая вид, что не понял намека.
– Дяденька, а вы куда идете? – спросил я как можно приветливее.
– Домой иду.
– А где ваш дом?
– Ну, востер! – засмеялся он. – Все узнать надо. Это хорошо – время теперь военное, и нужно каждым человеком в лесу интересоваться. Особенно – в ночное время.
По словам пришельца выходило, будто служит он лесником. Заметив, как упал самолет, «лесник» побежал проверить, не остались ли в живых немцы. Но те сгорели, а около самолета уже орудовали бойцы истребительного батальона.
– Прилягу немного у вашего костра, а вы меня на рассвете разбудите, чтобы я домой пораньше пришел… Беспокоятся уже, наверное.
Незнакомец улегся, а винтовку положил под голову. Когда он уснул, Димка сказал, что теперь самое время фрица связать.
– Да, может, это не фриц? – усомнился я.
– Эх, ты! – завыпучивал глаза Левка. – Фрица от своего отличить не умеешь. Ты что, не видел, какие у него глаза? Голубые! И волосы рыжие. А все фрицы бывают рыжие. Сам в газете читал: арийская раса!
– Смотри! – Димка указал на ноги рыжего человека. Он был обут в тяжелые ботинки немецкого солдата с подковами на пятках и носках: точь-в-точь такие носил Федя Лоскутов, когда приезжал после госпиталя домой на побывку. – Скажешь, не фриц?
Сомнений больше не было, и я пошел отвязывать от Золотой Колесницы трос. Мы отрезали от него два куска, чтобы хватило связать руки и ноги арийца, потом вытащили потихоньку из-под его головы винтовку и топор. Левка стал с топором над головой «лесника», а мы с Димкой сначала обмотали ему ноги, чтобы не вздумал бежать, потом принялись за руки, но это было труднее: этот тип подложил правую руку под щеку, а мы хотели обделать все спокойненько, без шума и крика.
Мы подождали еще немного, наш пленник пошевелился и перевалился на живот, а руки вытянул вдоль тела. Теперь оставалось только связать их – и все было кончено.
Мы сели у костра и, как краснокожие из романа Фенимора Купера «Зверобой», стали обсуждать, что делать с пленником.
