безделье и еще то, что нас оставили на второй год.
Я уговорил маму пока не сообщать об этом отцу на фронт: может быть, если хорошенько попросить, педсовет отменит свое решение. Мама на это мало надеялась, но я решил попробовать.
Димка сделал мне костыли, и я стал учиться ходить на них по комнате. Мы написали втроем коллективное заявление и понесли его в школу.
Димка и Левка остались ждать меня в сквере.
– Так будет лучше, – сказал Димка. – Может быть, твой инвалидский вид подействует на учителей так, что они сжалятся.
У директора кто-то был, и он знаками дал понять, что принять меня сейчас не может. Я вернулся снова к своим товарищам.
– Нечего делать, Молокоед. Как только заживет у тебя нога, двинемся на фронт, – успокоил меня Димка.
– Хватит! – обозлился я на Димку.
Димка удивился, вытаращил на меня ангельские глаза и пропел из «Царской невесты»:
– Не узнаю Григория Грязнова!
Но тут из. дверей школы показался Туляков и, поправив очки, сказал:
– А, вы здесь? Дело улажено!
Ему удалось все-таки уговорить директора перенести нам испытания на осень.
– Как же так вам удалось? – удивился я.
– К учителям тоже надо иметь подход, – улыбнулся Туляков.
Оказалось, он за нас поручился.
Нога моя к осени совсем поджила, я стал ходить без костылей и только немного прихрамывал. Но врач утешил меня, что со временем пройдет и хромота.
Впрочем, разве в этом дело! Даже если бы мне пришлось остаться на костылях, я был теперь в двадцать раз счастливее того чудака, у которого душа просила романтики.
Мы все лето занимались, и только теперь я понял, до чего же интересны и ботаника, и история, и даже немецкий язык. Может, в этом виноват академик Туляков, а может, мы действительно много узнали летом, но только осенью мы легко ответили на все вопросы, которые нам задавали учителя. Мы с Димкой перешли в седьмой класс, Левка – в шестой.
– Что случилось с Молокоедовым? – удивлялись в школе. – Был такой оболтус, а теперь учится лучше всех…
Не знаю, о чем говорили между собой учителя после нашего бегства, но только они, видимо, поняли кое-что. Когда Мишка Фриденсон предложил организовать ребячий истребительный батальон, Аннушка не чинила препятствий и даже стала главным нашим ходатаем по этому Делу. Меня избрали командиром. А батальон свой мы назвали так: Первый пионерский истребительный батальон имени Джека Лондона.
Забыл еще сказать, что Белку, или, точнее, Нюрку Соколову, которая кончила четырехлетку в Березовке и училась теперь в пятом классе нашей школы, мы тоже приняли в свой батальон бойцом и санинструктором.
Первую четверть все мы – я, Димка, Левка и Белка – закончили в числе лучших учеников. Шестого ноября к нам в квартиру пришел сам академик Туляков. Дома были только мы с Белкой, и он попросил позвать остальных. Я сказал Белке, чтобы она выбросила на балконе сигнал: она вывесила мамин фартук, и сразу явились Димка и Левка. Академик даже удивился:
– Хорошо у вас дело поставлено!
Он сначала поговорил с нами, посмеялся, всего Джека Лондона и Брет-Гарта у меня пересмотрел, а потом позвонил куда-то и спросил: «Ну как? Готово? Тогда приезжайте сюда».
И вот через некоторое время вваливается к нам какой-то дяденька с пакетами и портфелем. Роман Харитонович начал суетиться, велел Белке накрыть стол и начал выкладывать разные закуски, конфеты, пирожные, о каких мы уж перестали думать во время войны. А потом поставил на середину стола бутылку шампанского.
– Не знаю, как в Доусоне, – сказал он, – а у русских золотоискателей принята в таких случаях бутылочка шампанского. Впрочем, может, наши дамы желают ситро?
– Ага, мне ситро, – сказала Белка, сразу вообразившая себя дамой.
– На Клондайке все больше виски глушат, – сказал Левка, как будто только и делал, что сидел в Доусоне и глушил виски.
– Гнусный напиток, я вам скажу, – сморщился академик.
Расставил он еду, отошел к двери, прищурил глаз, оглядел стол и справа и слева, а потом спрашивает:
– Как вы находите? По-моему, все для праздничного банкета готово. Разрешите поэтому сообщить вам небольшую новость. За открытие месторождения медной руды вам, друзья, законно причитается 75 тысяч рублей премии. Скажите, куда перевести деньги?
Мы так и опешили. У Белки глаза стали величиной с блюдце.
– Зачем же вы даете им так много денег? – удивилась она. – Мне раз дали тридцатку, и то я с ней измучилась, не знала, куда девать.
– На танк, ребята! – закричал я.
