Карл вскочил и закричал:
– Натрави ее, Рудольф! Вон же они идут, в самом конце… И я их так ненавижу!
Не успели мы что-нибудь сообразить, как обер-лейтенант отпустил собаку, она стрелой метнулась за нами и сшибла с ног Левку. Я дал собаке пинка, она больно укусила меня в ногу. Левка вскочил и бросился к дереву у края дороги. Пес ринулся вслед. Левка вскарабкался уже на сук, когда собака сделала огромный скачок, и мы услышали отчаянный визг: овчарка вцепилась в Левку и повисла в воздухе. Через мгновение она упала, а Левка, не помня себя от боли, полез выше на дерево.
Карл смеялся, визжал и топал ногами. Вдруг Рудольф что-то шепнул Карлу, тот схватил ружье и стал целиться в Левку.
– Ты что делаешь? – вскрикнул я.
– О, пся крев! – выругался Заремба.
Маленький изверг выстрелил из обоих стволов. Потом схватил ружье старшего брата и сделал еще выстрел. Ветки на дереве задрожали, и Левка, кувыркаясь, свалился на землю. Овчарка с рычанием бросилась на него.
– Товарищи, помогите! – крикнул я и, замахнувшись лопатой, пошел на пса.
За мной, шумя, двинулись все. Рудольф, видимо испугавшись, отозвал собаку. Мы окружили Левку. Он лежал неподвижно, бледный и окровавленный. Казалось, из всех пор его тела сочится кровь, а из ноги она хлестала просто ручьем. Жак встал на колени и приложил ухо к груди нашего товарища. Мы с тревогой вглядывались в суровое лицо француза.
– Сердце бьется, – сказал, приподнимаясь, Жак.
– Надо его сейчас же к доктору, – проговорил Заремба, беря Левку на руки.
– Подожди, сделаем перевязку, – произнес Жак. – Он может истечь кровью.
Я с треском оторвал от своей рубашки полосу материала и подал французу. Жак крепко перетянул Левке ногу. Юзеф встал и понес нашего друга.
– Есть же повозка, – проговорил кто-то.
Камелькранц на этот счет был другого мнения. Он пробрался вперед и, подрагивая горбом, повернувшись к батракам, коротко приказал:
– Арбайтен!
Никто не шевельнулся. Все словно окаменели.
– А мальчик? – грозно спросил Юзеф.
– Не ваше дело! – крикнул, свирепея, немец. – Ваше дело – работать!
Камелькранц, наверно, и сам был не рад, что сказал эти слова. Бешеный гнев батраков прорвался с такой силой, что горбун побелел от растерянности и злобы. Везде сверкали наполненные ненавистью глаза, и, когда Юзеф, отстранив могучим плечом управляющего, медленно понес Левку, все двинулись за ним. Горбуну ничего не оставалось, как повернуть коляску, посадить в нее Рудольфа и Карла и, обогнав нас, ускакать домой.
Мы с Димкой шли рядом с Зарембой. По его волосатым рукам стекала и капала на дорогу Левкина кровь.
– Быстрее, дядя Юзеф! Быстрее, – все время повторял я. – Видите, как течет кровь?
Следом, слившись в молчаливую и грозную колонну, шагали со стиснутыми кулаками и сжатыми челюстями батраки.
«Вот так же, должно быть, начинаются восстания угнетенных», – подумал я, и тут же меня подрал мороз по коже – позади кто-то затянул на польском языке «Варшавянку».
подхватили мы с Димкой по-русски эту боевую песню польских рабочих.
Еще издали я увидел, что наши хозяева стоят у ворот. Когда мы стали подходить ближе, немцы, услышав грозную песню, исчезли.
– Доктора! Доктора! – закричали батраки, как только вошли во двор.
Взгляды всех устремились на окна дома. В столовой смотрел сквозь стекло Карл. Из-за моей спины кто- то запустил в окно камнем, и Карл едва успел отскочить – стекло со звоном разлетелось вдребезги.
На крыльцо вышел обер-лейтенант. Его чисто выбритое каменное лицо было бледным. Рудольф высвободил из повязки правую руку и достал из заднего кармана револьвер.
– Вас вуншен зи?[54] – надменно спросил немец, поднимая пистолет.
– Доктора!
Рядом с офицером оказалась баронесса. Она что-то говорила сыну и хваталась за его правую руку.
– Вы говорите – доктора? – жестко усмехнулся Рудольф и скрылся в дверях.
Я видел, как Белка, глядевшая в окно из кухни, быстро повернулась, смахнула через голову передник и исчезла.
– Вы напрасно волнуетесь, – притворно улыбаясь! просипела баронесса. – Сейчас будет доктор.
Левка лежал с закрытыми глазами посреди двора. Его рубашка и штаны были пропитаны кровью. Она все еще бежала из раны на ноге. Мы присели около, и я взял Левку за руку.
