Мы выскочили из землянки. Стрельба слышалась левее, виднелись вспышки винтовочных и автоматных выстрелов,
– Хальт! – послышалось вдруг из кустов. Стасик моментально застрочил из автомата. Мы упали на землю: вокруг нас жужжали пули, но Стасик быстро успокоил немца. Мы нашли его в кустах, одетого в серую офицерскую куртку. Наш проводник нагнулся и со смешком произнес:
– Вот вам и оружие!
Мне достался немецкий автомат, Димке – пистолет. К сожалению, воспользоваться ими не пришлось. Отряд немецких автоматчиков был истреблен, так как пан Витек приготовился встретить врага, как надо.
– Мы отходим сейчас в район Турека, – сказал командир отряда. – А ты, Стась, проведешь ребят до Конина, покажешь дорогу и возвратишься…
Всю ночь мы колесили по лесу. Снова пошел дождь. Такая же дрянная погода была и на следующее утро. Только к середине дня выглянуло солнце. Я никогда не думал, что ему можно так обрадоваться, как радовались мы. Выбрав сухой склон, Стасик предложил снять с себя одежду и просушить ее.
Во второй половине дня поляк вывел нас на мощенную камнем дорогу, и когда впереди показались строения большого города, распрощавшись, быстро скрылся в лесу.
«БРЕМЕНСКИЕ МУЗЫКАНТЫ»
Изнуренный многодневным трудом, Кит приобрел желудок и аппетит волка. Он мог есть что угодно, сколько угодно, и знать не знал, что такое несварение желудка.
Есть страшно хотелось. Хорошо было героям Джека Лондона. Они на каждом привале разводили костер, жарили яичницу или еще что-нибудь и ели, сколько могли. А мы, убежав из имения Фогелей, по сути только два раза как следует и поели.
– Что будем делать, Белка? – опросил я, когда мы вошли, наконец, в город.
– Есть охо-о-ота! – тянул Димка.
– Надо искать пищу, – оказала Белка, направляясь к очереди, где стояли женщины с банками.
Должно быть, это была очередь за молоком. Женщины в большинстве, как водится, шумели кто во что горазд. Белка подошла к ним. Мы видели, как она что-то говорила хорошо одетой женщине. Постояла, постояла около нее и, отчаявшись, подошла к другой. Та полезла в карман и, вынув портмоне, долго выбирала монеты, щуря близорукие глаза… Белка еще несколько раз подходила к женщинам…
Когда она вернулась, мы спросили:
– Ну что?
Она показала нам пять пфеннигов. А пять пфеннигов – все равно, что наша копейка. Пойди купи на нее что-нибудь!
– Молока не будет! – прокричал толстый холеный немец.
Очередь взорвалась голосами:
– А чем я буду кормить своих детей?
– Нам нет, а госпоже Бранд всегда есть! Надо же когда-нибудь и нам?
К гражданке, которая кричала о госпоже Бранд, подошел полицейский и, что-то ей сказав, увел с собой. Женщины стали расходиться.
Что ни говорите, а побираться – самое последнее дело! Да еще просить у немцев… Мы бродили по городу, не зная, куда прислонить свои головы и как успокоить голодные желудки. В одном из дворов увидели бродячих музыкантов. Их было двое – старик и маленькая девочка. Старик наигрывал на шарманке вальс Штрауса, а девочка ждала, когда старик кончит, потом снимала с него картуз и, протянув, смотрела в лица зрителей.
– Данке шен![69] – церемонно присев, говорила она.
Я нарочно прошел с «артистами» несколько дворов, чтобы разузнать, какие номера пользуются особым успехом.
– Ну что, Молокоед, научился? – спросил меня Димка, когда я вернулся.
– Знаете что, друзья, с нашими талантами мы не пропадем. Я – музыкант, Димка – циркач, а Белка будет у нас за кассира.
– Бременские музыканты, в общем, – усмехнулся Димка.
– Ты не смейся, а готовь номера.
Я взял у Белки нож и отправился искать подходящее дерево, чтобы вырезать дудочку. Под окнами большого здания росла хорошая ива, и я немедленно полез на нее. Только я взобрался на дерево, в окна стали смотреть какие-то барышни.
– Мальчик, ты зачем портишь дерево? – высунулась дама в очках.
– Не беспокойтесь, фрау. Это дерево сейчас у меня запоет…
Срезав хорошую ветку, я очистил ее от прутиков и, поколотив немного тупым концом ножа, снял кору. Потом вставил пробку, попробовал дудочку и, убедившись, что она играет так, как надо, слез с дерева.
– Мальчик, мальчик, ну покажи, как у тебя играет дерево! – смеясь, опросила одна барышня.
– А что вы мне за это дадите? – посмотрел я вверх.
– Что ты хочешь?
