трехгранными шипами в локоть длиной, можно было разбить десятки таранов, прежде чем они дадут слабину.
Слуги Локайоха могли чувствовать себя в полной безопасности…
Внутри храм так и остался пещерой, несмотря на все старания людей. На неровных закопченных стенах главного зала можно было разглядеть нечеткие письмена и примитивные рисунки. С потолка тянулись известковые сосульки сталактитов, самые длинные были обколоты. Срывающиеся капли глухо бились о пол. Влага собиралась в выдолбленных канавках, стекала по ним в небольшой круглый бассейн. В центре зала стоял полукруглый алтарь, вытесанный из гранита, окованный медью и латунью, украшенный рубинами – огненными камнями Локайоха. Сам бог, отлитый из золота, возвышался над алтарем. В руках он держал горящие свечи. Возле его ног на раскаленной жаровне мерцали алые угли. В открытом рту бога, наполненным благовонным маслом, плавал чадящий фитиль, похожий на свернувшуюся змею. Глаза Локайоха, сделанные из рубинов, казались живыми.
В стенах пещеры чернели отверстия многочисленных ходов. Некоторые вели в прочие помещения храма – в кладовые, в сокровищницы, в кельи и трепезные. Другие заканчивались тупиками или бездонными провалами. Третьи тянулись вглубь земли, и никто не знал, есть ли у них конец.
Разве только сам Локайох.
Но бог редко говорил. Он был слишком занят судьбами людей.
Лошадь пришлось оставить у ворот. Тащить Буйвола на себе было тяжело, но Малыш пока справлялся.
Монах, не оборачиваясь, храня молчание, показывал дорогу.
Они пересекли главный зал храма, прошли мимо алтаря, залитого теплым мерцающим светом. Малышу почудилось, что Локайох покосился на них своими рубиновыми глазищами, и он, не сдержавшись, неожиданно для самого себя показал богу язык.
Потом они долго протискивались сквозь тесную кишку извилистого хода. Несколько раз Малыш пребольно ударялся лбом о какие-то выступы и невольно думал, что это Локайох так ему мстит.
Стены пещеры чуть раздались. Монах отдернул занавесь и посторонился, пропуская мимо себя отдувающегося Малыша с бесчувственным Буйволом на спине.
В келье было довольно уютно. С потолка свисал на цепи медный светильник с тремя фитилями. На деревянном полу стояла кадка, полная земли, в которой чах какой-то бледный куст. Жался в угол трехногий стол, похожий на огромное приплюснутое насекомое. На широких нарах с грудой тюфяков, набитых соломой, могли разместиться человек пять, не меньше. Воздух здесь был не такой затхлый как в главной пещере, из небольшой щели в стене тянуло сквозняком.
Малыш, не дожидаясь разрешения хозяина, положил Буйвола на постель. Перевел дух, утер пот, присел рядом с другом. Монах стоял у входа и не двигался.
– Ну, что дальше? – спросил Малыш, раздраженный тем, что никто не торопится оказывать напарнику помощь.
– Как тебя зовут? – поинтересовался монах.
– Это так важно сейчас? А тебя как?
– Суайох. Это имя дали мне братья.
– Ну, а я Малыш. Это имя дала мне мать.
– А это Буйвол?
– Да, – Малыш удивился, насторожился. – Откуда ты знаешь?
– Вы должны были появиться.
– Так ты специально ждал нас там у реки?
– Зачем ждать неотвратимое? Я просто ставил сети.
– Что-то я тебя не понимаю, – пробормотал Малыш. Буйвол вдруг застонал громко, перевернулся на бок, с трудом приподнялся на руках. Застыл в неловкой вывернутой позе. Он тяжело и прерывисто дышал. Все тело мелко тряслось. Дрожали опухшие веки.
– Помоги ему, – потребовал Малыш и отодвинулся.
Монах шагнул к воину. Заглянул в бледное осунувшееся лицо, коснулся задубевшей повязки на ране. Сказал:
– Нужна горячая вода и нож. Я сейчас вернусь, – и скрылся за занавеской.
– Вот дела! – буркнул Малыш, глядя на друга. – Они нас ждали. Ты представляешь? Хотелось бы знать, зачем… – Он уложил безответного дрожащего Буйвола и перешел на другую сторону кровати. Сел на пол, повернувшись лицом ко входу. Рядом положил колчан, взял лук в руки. Едва ли на них нападут, это легче было сделать раньше, на открытом месте. Но все же…
Буйвол вроде бы успокоился. Только скрежетал зубами, словно камни жевал.
– Потерпи, – сказал ему Малыш. – Неужели ты собираешься хотя бы в этом меня опередить? Даже не думай! Я во всём буду первым, всегда, вот так-то!
Монах вернулся на удивление быстро. Он нес в руках глубокий медный таз, прихватив его через полотенце. Увидев сидящего на полу за кроватью Малыша, он покачал головой и сказал с легким укором:
– Здесь вам нечего бояться.
Малыш хмыкнул, отложил лук. Возразил:
– Ты не прав. Всегда есть чего бояться.
Суайох поставил таз на шаткий столик, заметил:
– Твои опасения ничего не изменят. Ты не сможешь защититься от неизбежного.
– Раньше мне как-то не доводилось близко общаться со слугами богов. – Малыш усмехнулся. – Значит, это и есть монашеское смирение? Должен сказать, оно мне не по душе.
– И от этого тоже ничего не зависит, – монах со дна таза достал нож с узким лезвием, стряхнул с него воду. Сорвавшиеся капли разбились о пол, растеклись черными кляксами.
Сев рядом с Буйволом, монах внимательно осмотрел забинтованную руку. Покачал головой.
– Вы должны были сразу снять повязку, как остановилась кровь.
– Но это же ничего бы не изменило, – едко заметил Малыш.
– Возможно, изменило бы. Но вы этого не сделали. Не могли сделать. И теперь вы здесь…
Буйвол застонал, когда Суайох в нескольких местах надрезал повязку и стал сдирать ее лоскутами. Вместе с тканью отслаивалась гниющая плоть. Монах качал головой, Малыш с тревогой следил за его лицом. Не выдержав, он спросил:
– Плохо? Плохо, да? Но он… С ним все будет в порядке?
– Всё всегда в порядке, – равнодушно откликнулся монах, отдирая задубевшие куски повязки, словно древесную кору, бросая их на пол. – Что бы ни случилось.
Разозлившийся Малыш повысил голос:
– Я спрашиваю, не умрет ли он?
– Он не может умереть раньше времени. Для этого здесь я.
Суайох разглядывал гниющую рану, осторожно ощупывал руку, определяя как далеко расползлась болезнь. Конечность выглядела отвратительно – она сильно вздулась, натянувшаяся кожа была серо-синего цвета. Края раны висели белесыми лохмотьями, обнажившиеся мышцы цветом напоминали вареное мясо. Горячая мягкая плоть тошнотворно пахла гнилью.
– Я вылечу его, – сказал монах. – Но это будет дорого стоить.
Малыш помолчал, не зная, как сказать, что у них почти ничего нет. И ответил:
– Я отдам все, что у нас есть.
– Хорошо… – Суайох подошел к столу, достал из таза другой нож, с широким дугообразным лезвием. Приказал: – Держи своего друга. Сейчас я буду его резать.
Малыш встал в изголовье, опустил ладони на широкие плечи Буйвола, прижал. Монах покачал головой:
– Не так. Садись на него. Навались всем телом. Держи изо всех сил.
– Он же без сознания.
– Ему будет больно, – сказал Суайох. – Очень больно.
Малыш все сделал, как говорил монах.
