Осенью 1909 г. сразу в нескольких изданиях под разными названиями («Красный фонарь», «Навозный жук», «Из мрака к свету») стал печататься роман о проституции Эльзы Иерузалем, еврейской писательницы из Австрии.
Это окончательно выбило Куприна из колеи.
2-я часть «Ямы» не увидела свет ни в 1910-м, ни в 1911-м, ни в 1912-м году. А в 1913-м, когда она в целом была готова для печати, писателя ждал новый сюрприз: некто Ипполит Рапгоф-Амори выпустил под псевдонимом «Граф Амори» окончание «Ямы» в двух изданиях!
Самым поразительным в этом акте литературного бандитизма было то, что Рапгоф использовал сюжетные ходы, героев и эпизоды, действительно имеющиеся у Куприна в еще неопубликованной 2-й части!
Последнее обстоятельство, а также удивительные совпадения по времени выхода книг-конкурентов и циклов работы над «Ямой», убедительно говорили, что за творчеством Куприна кто-то внимательно следил (может быть, в нужник или в ванную к нему не залезали, но в ящик письменного стола – точно) и кому-то выход 2-й части «Ямы» явно был не по душе.
Но кому?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно, на мой взгляд, вспомнить первое совпадение, нами уже отмеченное: что 1-я часть «Ямы» появилась примерно в то же время, что и письмо Батюшкову о евреях. Правда, в 1-й части настроения, столь откровенно выраженные в письме, звучат довольно глухо. Кроме того, что хозяева описанного «двухрублевого заведения» – это евреи, и что один из его посетителей, правоверный иудей, влюблен в проститутку-соплеменницу, Соню Руль, и укоряет ее за осквернение субботы и за употребление трефной пищи (но не только не забирает Соню из борделя, а еще и «уединяться» с ней), о евреях в 1-й части нет ничего.
А вот вторая, вышедшая только в середине 1914 года, открывается портретом поистине впечатляющим. Это пассажир поезда Семен Яковлевич Горизонт, он же Шперлинг, он же Розенбаум, он же Натанаэльзон, он же Бакаляр.
Семен Яковлевич едет в купе 2-го класса вместе со своей невестой Сарой без билета, обманув кондуктора, продает в тамбуре соседу-подпоручику порнографические открытки по 25 копеек за штуку, а по приезде в К. Сам позирует для этих карточек, получая 3 рубля за снимок.
Но это лишь одна грань личности г-на Горизонта, выраженная в ветхозаветном стремлении на каждой полушке «наварить» еще одну.
В том же поезде, где Горизонт, как мелкий жулик, едет без билета, он везет в двух вагонах 3-го класса полтора десятка будущих обитательниц публичных домов – и все они с билетами, разумеется.
«…Он был одним из главных спекулянтов женским телом на всем юге России. Он имел дела с Константинополем и Аргентиной, он переправлял целыми партиями девушек из публичных домов в Киев, киевских перевозил в Харьков, а харьковских – в Одессу… У него уже скопились порядочные денежные сбережения в „Лионском кредите“… С приездом Горизонта все переменилось на Ямской улице. Пошли громадные перетасовки. От Треппеля девушек переводили к Анне Марковне, от Анны Марковны – в рублевое заведение, а из рублевого – в полтинничное. Повышений не было: только понижения. На каждом перемещении Горизонт зарабатывал от пяти до ста рублей».
Когда же Семену Яковлевичу представилась возможность «заработать» тысячу на невинной девушке, он без тени колебаний «сдал» бандерше свою невесту Сару.
При этом, как и еврей, влюбленный в проститутку Соню, «по-своему он был набожен. Если позволяло время, с усердием посещал по пятницам синагогу. Судный день, Пасха (Пейсах, разумеется. – А.В.) и кущи неизменно и благоговейно справлялись им всюду, куда бы ни забрасывала его судьба».
После знакомства с образом Семена Яковлевича Горизонта становится совершенно ясно, чем вызваны были нетривиальные попытки сорвать выход 2-й части «Ямы». Ведь 1-я была лишь экспозицией, прологом, знакомством с проблемой и основными действующими лицами, а вот в начале 2-й вскрывался механизм торговли женским телом в России и изображались ее организаторы – горизонты и шепшеровичи.
Кстати, Горизонта автор «окончания» «Ямы» Рапгоф-Амори не стал у Куприна «заимствовать» – и это, по сути, является уликой.
Скажи мне, кому выгодно отсутствие Горизонта, и я скажу, кто ты!
Принято считать, что «Яма» заканчивается разгромом «улицы красных фонарей» солдатами-драгунами, мстящими за двух избитых в лупанарии товарищей.Но это результат либо невнимательного чтения, либо заведомо неправильной интерпретации «Ямы».
Разгром срамных заведений продолжался 3 часа, а вот еврейский погром, последовавший сразу за ним, – 3 дня…
Куприн пишет, что погром начался «совсем неожиданно», но это, очевидно, одна из его «отвлекающих» фраз.
Сначала он развернул перед нами ужасающую индустрию разврата, которой заправляют горизонты и шепшеровичи, тойбесы и треппели, показал, что девяносто процентов проституток – дочери бедных русских людей, а потом пишет, что погром перекинулся с борделей на еврейские кварталы «неожиданно»!
Впрочем, точно так же писали тогда в «Речи» и «Биржевых новостях». Имеющий глаза да видит, имеющий уши да услышит…
И как страшно, что пробламатика «Ямы», бывшая такой экзотической еще недавно, в начале 80-х, когда и «Яма»-то почиталась произведением не очень пристойным, снова стала актуальной, да еще усиленной во сто крат, как ночной кошмар, повторяющийся наяву! Что такое купринские шепшеровичи по сравнению с нынешними шендеровичами!
Чем все это закончится? Солдатами, еврейским погромом, как у Куприна?…
Приложение 23. Три притчи о дегенератах Притча о бледной спирохете…
Михаил Ямщиков
«…Нет, ну, я не могу! Ну, это же просто какая-то, пардон, патология получается! Потому что уже совсем приехали. Только о ней одной и талдычат все… От генералов до студентов. Все – в одну дуду дуют. Спирохета, мол, бледная, спирохета… Она одна во всем виновата, от нее все наши беды. Ну, я прямо не
