— Я очень рад, Лина.
— Что ты поделывал?
— Думал.
— Дмитрий тебе сказал?
— Да, — ответил мальчик, помолчав.
— Ванечка, — сказала Лина. — Я…
— Мама, — перебил ее мальчик, — мы рады, что все кончилось и ты завтра приезжаешь…
— Пока, — произнесла Лина, — давай клади трубку!
— Нет, ты…
— Я люблю тебя, — сказала Лина и, закрыв глаза, медленно опустила белую трубку на рычаг, — невыносимо…
Оставалось всего несколько часов. Вещи давно были собраны, и она упросила Катю прилечь с книжкой в большой комнате. Пока она разговаривала по телефону, девочка вымыла посуду и теперь старательно мела пол на кухне. Она была худенькой и очень рослой для своих лет. Коробовского в ней было, пожалуй, только слегка вздернутый нос и настороженный взгляд голубых глаз, в остальном она все больше становилась похожей на Лину. С братом ее роднили сдержанность и небоязнь оставаться самой собой. Лина подумала, провожая Катю в комнату, что в своем ослеплении так и не удосужилась узнать собственных детей.
Прикрыв дверь гостиной, она коротко постучала в дверь комнаты Коробова.
Ответа не последовало, и Лина тихонько вошла. Коробов лежал на своем коротком диване поверх мятого пoкрывала в одних джинсах. Скомканная несвежая одежда валялась по всей комнате. Скорее по привычке, чем движимая желанием навести порядок, Лина наклонилась чтобы поднять вещи.
— Оставь, — сказал, проследив ленивым взглядом за ее движением.
Коробов, — я сам. У нас поесть что-нибудь имеется?
— Да. — Лина выпрямилась, отошла к двери и взглянула на часы. — Алеша, у меня мало времени. На кухне ты найдешь еду. Кроме того, я оставляю тебе немного денег, они лежат в спальне, на трюмо, поверх квитанций за телефон.
— Ага, — произнес Коробов, чуть приподнимаясь, но не вставая. — Как я понимаю, ты опять куда-то собралась?
— Я уезжаю.
— В Москву?
— Да. Катя едет со мной.
— И надолго? — Он рывком сел, поморщился и, потягиваясь, хрустнул суставами пальцев, сплетя их перед собой на уровне мощных грудных мышц.
Лина хорошо знала этот его утренний жест, сейчас вызвавший в ней глухое раздражение. Отекшим багровым лицом и большими плоскими ладонями Коробов был похож на рубщика из мясного, у которого закончился трудовой день.
— Когда вас ждать? — спросил он, зевая.
— Алеша, — Лина на секунду запнулась, — послушай меня внимательно.
Кончай свою физкультуру… — Коробов удивленно взглянул на нее. — Я уезжаю навсегда. Мне нужно твое согласие на развод. Жить с детьми я буду в Москве.
Алексей Петрович смотрел на Лину спокойно, и она, сбитая с толку равнодушным интересом в его глазах, торопясь, заговорила:
— Все это, наверное, несколько неожиданно для тебя, но если взглянуть разумно, то так будет лучше. Для всех. В последнее время, и ты сам это чувствовал, что-то у нас не складывалось…
— Ты хочешь развестись со мной? — перебил ее Коробов.
— Да.
— Развод не входил в мои планы. Мне негде жить, и кроме того, у меня нет времени и желания заниматься этой мутотой: дележом имущества, бракоразводными делами и прочей чепухой, — сказал Коробов, окончательно просыпаясь.
— Пусть тебя это не беспокоит, — произнесла Лина, вновь мельком взглянув на запястье с часами, — мне необходимо твое согласие, а разводом займется мой адвокат, который живет в Москве. Что касается имущества, то делить его не имеет смысла. Эту квартиру я оставлю тебе. Делай с ней что хочешь.
— Спасибо, — ядовито произнес Коробов, наклоняя голову. — И все?
— Что же ты еще хочешь?
— А дети? — сказал Коробов. — Ну ладно, мальчишку я тебе с удовольствием отдаю, он мне все нервы спалил…
— Замолчи! — воскликнула Лина. — При чем тут дети? Ты их никогда по-настоящему не любил. Зачем это лицемерие? По-моему, то, что я тебе предлагаю, вполне разумно, давай расстанемся как нормальные люди и не будем мешать друг другу.
— Чем же это я тебе помешал, моя дорогая? Ты всегда поступала, как тебе заблагорассудится, и оставляла последнее слово за собой. Мне приходилось терпеть все твои капризы и твое самодурство, — понемногу воодушевляясь, заговорил Алексей Петрович, — даже беременности твои… Что ты на меня уставилась? Разве я не просил тебя не рожать Катю? Мы жили в ужасных условиях, в чертовом этом подвале…
— Стоп, — сказала Лина, — я не хочу слушать всю эту беллетристику. Катя не твоя дочь, — добавила она спокойно.
— Что?!
— Что слышал! — сказала Лина сквозь ярость, которая ознобом прокатилась по спине от враз заломившего болью затылка. — И мальчик не твой сын.
— Об этом я и сам в состоянии догадаться, — пробормотал Коробов. — А теперь, значит, ты возвращаешься к их папочке?
— Я еду с детьми к человеку, который меня давно ждет. — Постой, — воскликнул Коробов, — а как же это ты… как это все получилось… с Катей?
— Он приезжал ко мне, — с нетерпеливой досадой ответила Лина. — Уяснил?
Теперь мне пора уходить. Надеюсь, ты все понял?
— Погоди, — произнес Коробов. — Допустим, сейчас ты не врешь, это именно в твоем духе. При подобном повороте… Послушай, а как зовут этого мужика?
— Зачем тебе его имя?
— Чтобы знать, с кем ты обманывала меня всю жизнь…
— Его зовут Марк, — сказала Лина и повернулась к двери.
— Жид… — проговорил Коробов с удовлетворенным смешком. — Я так и знал. Нашла себе богатого еврея. В тюрьме, наверное. А я-то, дурак!
— Да, — сказала Лина, глядя на шероховатую, покрытую толстым слоем масляной краски плоскость двери и чувствуя затылком пустоту позади себя. — Ты согласен на развод?
— Еще бы! — взорвалась криком пустота. И, зная наверняка, что Алексей Петрович Коробов не найдет в себе сил даже подняться с дивана, Лина шагнула в прихожую, плотно закрыла дверь и позвала дочь:
— Катюша! Нам пора.
Девочка сразу выбежала из комнаты к стоящим у кресла заранее приготовленным сумкам. Одну, поменьше, Лина повесила на плечо, а другую уже взяла в свободную руку, когда на столике в прихожей задребезжал телефон.
— Возьми, детка, — сказала Лина, поморщившись, и щелкнула замком, открывая входную дверь.
— Это папу, — подняла к ней лицо девочка, прижимая телефонную трубку к груди, — какой-то дядя Толя.
— Скажи, что Коробова нет, — нетерпеливо велела Лина, и когда дочь, проговорив: «Коробова нету», положила трубку, пропустила девочку вперед, а сама, нагруженная сумками, неловким движением захлопнула дверь. В руке у нее звякнули ключи. Лина с досадой на них взглянула и сунула в задний карман джинсов.
Выйдя из подъезда, она пересекла наискось проезжую часть проспекта и на противоположной стороне,
