Максим остановился.
– Откуда ты знаешь?
– Подслушала, – мило улыбнулась я.
– Давай подробнее, – потребовал Максим.
– Наверное, вы очень удивитесь, если узнаете, что колье вообще не застраховано. Все деньги, которые Виктор Иванович выделил на это, Галина Ивановна отдала Евгению Романовичу на поднятие его бизнеса. Но его бизнес – это бездонная яма... Он по-прежнему разорен, колье не застраховано, а она осталась ни с чем.
– А я-то думал, почему до сих пор никто не приехал из страховой компании... терпеть не могу, когда кто-то крутится под ногами, только поэтому особо не задумывался над этим...
– Я бы на вашем месте еще раз поблагодарила меня.
– Спасибо, – расплывшись в улыбке, ответил Максим, – вот только почему ты мне сразу не рассказала об этом?
– Стеснялась.
– Не сомневаюсь. Значит, Галина нуждается в деньгах...
– Да. Ей теперь нужны средства не только на любовника, но и на свой бизнес. К брату она обратиться не может, тогда вообще все откроется и ей придется признаться, что часть его денег, и немалую часть, она подарила Евгению Романовичу. Вряд ли Виктору Ивановичу это понравится.
– Ты права.
– Вот и получается, что колье для Галины Ивановны – штука совсем не лишняя. Как она могла не слышать шума в комнате, где был вор? Вы что сами-то об этом думаете?
– Она все же могла крепко спать; согласен, ящик разворотили грубо, но, возможно, это делали тихо и осторожно.
– Пусть так. А вот если это сделала все же не она, почему вора не беспокоило, что в комнате кто-то спит?
– Людей, способных на убийство, такие «мелочи» не волнуют. Ну, проснулась бы она не вовремя, преступник бы ее задушил, и все, даже пикнуть бы не успела. Такое происходит сплошь и рядом.
Кто из тех, кого я знаю, мог бы вот так просто убить? Почему-то в голове всплыл только образ Степана. У него такой тяжелый взгляд...
– В ту ночь, когда убили Служакова, ты искала кота; вспомни, может, тебя что-нибудь удивило, что-то тебе не понравилось, может, ты что-то видела, но не придала этому значения?
Я вспомнила, как загорелся свет в окне Юрия Семеновича...
– Нет, ничего такого.
Почему я соврала? Не знаю.
Мы подошли к участку, Максим открыл калитку и пропустил меня вперед.
– Вы скажете Виктору Ивановичу про страховку?
Он кивнул.
– Ругаться, наверное, будет, – мечтательно сказала я.
– Денег Галине точно больше не видать, да и этого проходимца Евгения пора прижать к стенке.
С чувством выполненного долга я подошла к скамейке и машинально обернулась в сторону охотничьего домика... на его двери висел замок.
Глава 32
Девчонки штурмуют крепость – а еще говорят, что нет женской дружбы!
Мое хладнокровие меня не подвело.
Да, мне захотелось заорать, убить кого-нибудь, разбить фамильный сервиз (хорошо, что у меня его нет), схватить лопату, валяющуюся рядом со скамейкой, и лупить по бревнам как минимум до утра. Но я просто зевнула и пошла в дом.
«Замуровали, значит, мою гробницу... негодяи! Мне теперь что, учиться ходить сквозь стены? Спокойствие, только спокойствие – как завещал великий Карлсон».
Нырнув в кухню, я сразу же натолкнулась на свою вечную мучительницу.
– Где тебя носит? – радушно встретила меня Екатерина Петровна. – Очень ты много себе позволяешь!
Все, как всегда.
За столом сидел Евгений Романович и пил чай. Не торопясь, он разламывал обсыпанный маком бублик, макал его в чашку с медом и нес ко рту, роняя янтарные капли на розовую скатерть.
– На допросе была, – бросила я. – Максим Сергеевич мучил в поисках правды.
– Это правильно, выведут тебя, голубушку, на чистую воду, – сказала Екатерина Петровна, придвигая бублики и аппетитные пирожные поближе к Евгению Романовичу.
Он деловито взял эклер и практически целиком засунул его в рот, с вожделением посмотрел сначала на кокосовый бисквит, а затем на меня.
– Больно ты вертлявая, – сказал он, – я бы такой не доверял.
Дюймовочка кинула на него взгляд, переполненный обожания и уважения.
– Хотя... в этом есть своя прелесть, – добавил он, облизываясь.
Екатерина Петровна поджала губы.
– А я на вашем месте не ела бы столько сладкого, вы и так – весьма жирная персона, подойдите как-нибудь к зеркалу и полюбуйтесь на себя! – Я отобрала у него остатки эклера и шмякнула обратно на тарелку. – Лоснитесь уже от праздного образа жизни, – добавила я, глядя, как лицо Екатерины Петровны стало медленно вытягиваться.
«А что мне терять? Даже домик, и тот заколотили... да и не уволят меня уже, меня вон дальше ворот без охраны не выпускают... боятся, что я кого-нибудь убью, наверное».
– Ты что себе позволяешь, нахалка? – дожевывая эклер, изумленно спросил Евгений Романович.
– Я пекусь исключительно о вашем здоровье: вы знаете, сколько мужчин умирают в вашем возрасте от ожирения? Сердце, печень, почки, легкие... все это заплывает жиром и медленно гибнет, и вот наступает момент, когда вы пытаетесь глотнуть воздуха и не можете – жир сдавил горло, а все ваши органы удушены раз и навсегда.
Евгений Романович поперхнулся и закашлял. Это правильно, есть о чем задуматься.
– У вас какой рост? – сладким голоском поинтересовалась я.
– А что? – испуганно просипел Гоблин.
– Хочу представить: могли бы вы дать кому-нибудь по голове камнем? Вот, например, тому парню, что погиб в лесу, не успев сделать много добрых дел на этой земле.
Екатерина Петровна, понимая, что еще немного – и меня уже будет не остановить, сунула мне в руки ведро и скомандовала:
– Иди и протри двери, хоть что-то путное сделай.
– Не буду, – мотнула я головой, – так какой у вас рост, Евгений Романович?
Но тут послышались крики... и принадлежали они Галине Ивановне... Мы все выскочили в коридор. Зареванная женщина сбегала по лестнице, нервно размахивая руками.
– Ты не поймешь меня, ты меня никогда не понимал! – кричала она.
Воронцов молча стоял наверху и смотрел ей вслед. Быстро же Максим донес информацию.
– Я тебя не интересую вообще! У тебя есть только твоя работа! – продолжила Галина Ивановна. – И деньги, деньги, эти чертовы деньги!
Хлоп! Она вылетела на улицу, громыхнув дверью.
– Я бы на вашем месте, Евгений Романович, догнала возлюбленную, а то, кто знает, может, она вам денег больше не даст, – тихо сказала я. Не очень тихо, хотелось же, чтобы все услышали.
