– Я не совсем это имел в виду… Не знаю, как объяснить. – Егор вдруг почувствовал себя неловко.
– Да ладно тебе, – махнул рукой Костик, – не накручивай. Я, если честно, тебе даже завидую – у меня вот никаких перемен: мать звонит три раза в день, приезжает с обысками и изводит нотациями. И ругаться устал, и иначе уже не получается. Может, и мне найти себе какую-нибудь первую встречную, такую, чтоб как твоя Даша…
– Она не моя!
– Не придирайся к словам. Ты же говоришь, что у нее характер, как бенгальский огонь, шипит и искрится, вот такая могла бы разобраться с моей маман. Одолжи девчушку на недельку.
– Да иди ты!
Костик вновь захохотал и добавил:
– Что и требовалось доказать…
Егор в ответ лишь улыбнулся.
– Мне пора, – сказал Костик, снимая со спинки стула пиджак, – хорошо посидели, – он кивнул на початую бутылку коньяка и два пустых бокала. – С Ирмой-то как?
– Терпимо. Я провожу тебя.
Они вышли из кабинета и… застыли.
Рядом с лестницей стояла смущенная Евдокия Дмитриевна, ее щеки пылали, а пальцы перебирали тонкий поясок платья. Она была так счастлива и взволнована, что не видела никого, кроме человека, протягивающего ей огромный букет чайных роз.
– Это и есть отец Дашеньки? – прошептал Костик, понимая, что ситуация действительно вышла из- под контроля.
– М-м-м, – только и смог ответить Егор.
– Они что… тоже жених и невеста?..
– Я убью тебя! – донеслось в ответ тихое шипение.
– Меня-то за что?
– За все… за ставку, за Дашку и за то, что я сейчас наблюдаю… – выдавил Егор.
– А мне кажется, они счастливы, – не удержался от ухмылки Костик.
– Я точно тебя убью…
Евдокия Дмитриевна приняла букет, пробормотала: «Спасибо, но зачем… мне безумно приятно…» – и только потом обратила внимание на сына и его друга. Чувствуя головокружительное смятение, она отправила не менее взволнованному Тихону сто первый взгляд благодарности и сказала:
– Добрый день, Костя, очень рада тебя видеть. Как мама?
– Здравствуйте, Евдокия Дмитриевна. Мама поживает прекрасно, передавала вам привет.
– Спасибо, ты, пожалуйста, тоже передай ей от меня привет.
Теперь, когда приличия были соблюдены, можно было подумать и о бегстве. Понимая, что впоследствии ей не удастся избежать вопросов Егора, Евдокия Дмитриевна улыбнулась Тихону и заспешила на второй этаж в свою комнату.
Егор представил Тихона Константину и, скрипя зубами, потащил друга в коридор к гардеробной.
– Он подарил цветы моей матери… – пробормотал он, – ты же не думаешь, что это серьезно?
– Я думаю, что тебе уже ничему не стоит удивляться, – улыбнулся Костик, – ты, кстати, помнишь великие слова: как встретишь Новый год, так его и проведешь?
– Молчи, прошу тебя, молчи!
Одевшись, Константин вышел из дома Корнеевых и неторопливо направился к машине. Странное ощущение, будто он уже где-то встречал Тихона – этого пухлого, невысокого человека с круглым животиком, – терзало его душу. Он знал, что не успокоится, пока не вспомнит – где и когда мог его видеть раньше?
– Где я его видел, где?.. – хмурился Костик, нажимая кнопочку сигнализации на брелке. – …усы… сощуренные серые глаза… где я мог его видеть… где?..
* * *
Акулина Альфредовна страдала. Пропитанное злобой сердце ныло и вздрагивало, точно его кололи толстой спицей. Это за что же такое наказание выпало на ее судьбину и почему все планы лопаются, точно мыльный пузырь?! Растила, растила дочь, ночей не спала, берегла от дурного, а она, негодная, в Курносовы решила податься! А Феликс? Разве эта срамница подумала о нем?! Замечательный же человек: образованный, талантливый, а главное, искренний! И что теперь?.. Его сердце разбито, и не известно, сможет ли он еще когда-нибудь поверить женщине…
Душевные метания Акулины Альфредовны достигли предела, и она, всхлипнув, полезла за платком в карман.
– Все для нее делала… все, что могла и не могла, а она… – промокая глаза, пробубнила расстроенная мать. – Бедный Феликс, бедный Феликс…
– Да что же вы плачете, – всплеснул руками Тихон, проходя мимо распахнутой двери кухни, – нельзя же так!
Он зашел, налил из чайника в стакан остывшей воды и поставил его перед Акулиной Альфредовной.
– Выпейте, – строго сказал он, хмурясь. – Не надо так переживать, ваша дочь полюбила, а это прекрасно…
– Да уж! – перебила его Почечуева. – Вам хорошо говорить! Даша выходит замуж за обеспеченного человека, а моя дуреха – за голодного студента!
– Вы так говорите, будто он ее может съесть… – замялся Тихон, который сам гнал мысли о замужестве любимой Дашуты как можно дальше. – И потом, вот вы хотели, чтобы Виолетта стала супругой Фомы Юрьевича… но он же тоже не богат…
– Много вы понимаете! Он прекрасный человек, надежный… Такому можно простить даже отсутствие денег! – Акулина Альфредовна выпила воду залпом и откинулась на спинку стула.
Тихон отметил, что ее манжеты и воротничок по-прежнему идеально белы, к тому же накрахмалены, похоже, она перешивает их каждое утро… а может быть, и три раза в день.
– Ну, если даже отсутствие денег, – хмыкнул он, – тогда конечно…
– Как он теперь будет жить?.. Несчастный, его сердце разбито, а вера в женщин наверняка подо- рвана раз и навсегда. Мне стыдно смотреть ему в глаза!
Акулина Альфредовна вновь всхлипнула и, уже не стесняясь нахлынувших эмоций, безудержно зарыдала.
Тихон присел на соседний стул и пожал плечами: как утешить Почечуеву, он не знал.
– Вы за Фому Юрьевича-то хоть не переживайте, – начал он, царапая пальцем гладкую столешницу, – он взрослый мужчина, разберется…
– Удар… ему нанесли удар… – глухо ответила Акулина Альфредовна, содрогаясь.
– Так, может, вам… как-то поддержать его… – Тихон почесал затылок и нервно дернул себя за усики, – ну, в смысле… согреть теплым словом… э… э… вернуть веру в светлое завтра?..
– Да как ее вернуть, эту веру, когда Виолетка хвостом вильнула и теперь куролесит со своим Курносовым не пойми где?! Прокляну я ее, ох прокляну! – Акулина Альфредовна сотрясла воздух тощим и костлявым кулачком.
– Ну и пусть девочка строит свою жизнь, оставьте ее в покое, – начал сердиться Тихон.
– Вот еще! Она, значит, будет там, а я с Феликсом – здесь?
В кухне повисла тишина. Тихон, понимая, что Акулина Альфредовна наконец-то наткнулась на ту мысль, которая уже наверняка много месяцев росла и крепла в ее голове, осторожно встал и тихонько, не оборачиваясь, вышел.
– Согреть теплым словом… вернуть веру в светлое завтра… – медленно повторила Акулина Альфредовна слова Тихона.