бессмысленную тиранию и жестокость французского абсолютизма, отвратительные интриги и преступления членов английской правящей династии, бесстыдное стяжательство и разврат в резиденции «…наместника бога на земле», папы римского Александра VI. Клингер делает Фауста свидетелем самых ужасных эпизодов истории феодального общества: жестоких кровопролитий, политических убийств, страшных пыток и надругательств над человеческими чувствами. На глазах Фауста гибнут французский принц и его возлюбленная, отравленные по приказу «христианнейшего» короля Людовика XI. Дьявол знакомит Фауста с методами, которыми пользовался этот монарх для осуществления своих замыслов: с тайными заговорами, с игрой на честолюбии придворных, с казнями без суда и следствия. На страницах, посвященных пребыванию во Франции, содержится описание того, как слуги короля тайно скупают младенцев у доведенных до отчаяния бедняков, чтобы король кровью малюток мог лечить свое изнуренное болезнью тело. Все дворы мира сходны между собой; повсюду знатные и богатые приобретают милости и получают награды за труды и заслуги малых и незаметных, — вот вывод, к которому приводят Фауста его наблюдения.
Страницы, на которых описывается жизнь крестьян, свидетельствуют о зрелости демократического, гуманистического мировоззрения писателя. Для того чтобы описать расправу графа с населением деревни, один из жителей которой убил оленя в графском лесу, для того чтобы написать историю Ганса Рупрехта, писателю XVIII века нужно было обладать большой смелостью и самостоятельностью. В «Фаусте» Клингер создает потрясающие по своей реалистической силе картины страданий немецкого народа.
Особое место занимает в романе эпизод с доктором Робертусом, поборником свободы. В его уста писатель вкладывает свои собственные мысли. В страстном рассказе Робертуса о том, как зрело в нем возмущение общественной несправедливостью, слышится негодование самого писателя, его страдания и порывы. Клингер формулирует здесь свое понимание свободы. И это Уже не штюрмерское, бунтарское требование свободы от каких бы то ни было ограничений, от каких бы то ни было обязанностей, — это Зрелое требование свободы от тирании и деспотизма. Здесь сатира уступает место высокому гражданскому пафосу.
Параллельно с разоблачением жестокой сущности феодализма в романе развертывается уничтожающая критика церкви. Традиция просветительского антиклерикализма, достигшая наивысшего развития во Франции, была присуща всей литературе Просвещения. Но ни у кого из немецких писателей- просветителей она не была выражена с такой силой, так последовательно и непримиримо, как у Клингера.
Антиклерикальные высказывания имеются уже в самом первом произведении Клингера, в его юношеской трагедии «Отто»; антиклерикализм сопутствует всему творчеству писателя, но в «Фаусте» нападки Клингера на церковь принимают особенно ожесточенный характер. Роман содержит множество эпизодов, обличающих корыстолюбие служителей церкви, лицемерие и ханжество монахов, разврат, царящий при дворе папы, и «коммерцию католицизма» — торговлю индульгенциями.
Клингер разоблачает корыстное вмешательство папы в политические дела Европы, вмешательство на стороне самых темных сил, приносящее народам кровопролитные войны и другие бедствия.
Но если антиклерикальные взгляды Клингера последовательны и непримиримы, как последовательны и непримиримы его антикрепостнические убеждения, то в иных вопросах его философские позиции во многом противоречивы. В них сталкиваются противоречия, существовавшие между взглядами французских просветителей Руссо и Вольтера, влияние которых отразилось на всем творчестве немецкого писателя. Эта непоследовательность и противоречивость Клингера сказались и в его романе о Фаусте.
В упоминавшемся выше эпизоде с доктором Робертусом это ощущается особенно сильно. Фауст спасает доктора Робертуса из темницы и дает этому поборнику свободы возможность продолжать свою деятельность. Но в конце романа мы узнаем, что он был только себялюбцем и карьеристом, а крестьянское восстание, которое он возглавил, привело лишь к ужасным бедствиям и опустошению страны.
Только один эпизод, в самом конце путешествия Фауста, когда герой видит во сне идиллическую картину дружного созидательного труда всех народов, которым руководит Гений Человечества, нарушает мрачный, глубоко пессимистический тон романа. В этом эпизоде Клингер пытается раскрыть перед читателем положительные, утверждающие стороны своего мировоззрения.
Но в этой картине все условно, аллегорично, нежизненно. Она свидетельствует о том, что Клингер не мог даже в мечтах представить себе мир таким, каким он хотел бы его видеть. Он знал, чего не должно быть в мире, негодовал, обличал, боролся, но ничего не мог противопоставить существующему мировому порядку и не дал ясного ответа ни на один из вопросов, с такой силой поставленных им в романе. Он не мог указать пути к победе.
Все попытки Фауста восстановить справедливость дают обратные результаты. Пытаясь творить добро, он лишь умножает зло. Однако Клингер прямо указывает, что Фауст потерпел поражение, потому что он узнал только извращенного человека, осужденного на гибель в силу своего общественного положения, богатства, власти и знаний, и прошел мимо хижины бедняка, который в поте лица добывает свой хлеб и, вздыхая под тяжким ярмом, терпеливо переносит тяготы жизни.
Фауст погибает. Но он продолжает борьбу до конца. Даже дьявол признает, что он «недурно вел себя в последние минуты своей жизни».
Итак, борьба — вот единственное, к чему Клингер призывает своим романом человечество. Неустанная борьба! И если эта борьба будет вестись непримиримо и самоотверженно во имя высоких и чистых целей, человечество найдет в глубинах своего духа решение всех вопросов.
Титульный лист первого издания романа «Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад», которое вышло анонимно, указывает, что книга была выпущена в 1791 году в Петербурге издателем Ф. И. Криле (F. J. Kriele). Однако в Петербурге такого издателя не было. Из писем Клингера явствует, что на самом деле книга была напечатана в Лейпциге книгоиздателем Якобеером. Издание сразу же разошлось, и через год в Карлсруэ появилась первая незаконная перепечатка, а за ней последовало еще несколько других. Клингер пишет, что его издатель по этому поводу очень «расстраивался», а сам он «сердился», так как не мог внести в роман уже подготовленные изменения.
Через три года, в 1794 году, Якобеер вторично издал «Фауста». На титульном листе второго, «дополненного и улучшенного» издания имя автора по-прежнему не было названо, а в качестве места издания снова был указан Петербург. И в первом и во втором случае это было сделано по желанию Клингера, который свое авторство в России скрывал, а указывая местом издания Петербург, пытался обойти цензуру: если уж русские цензоры, не без основания считавшиеся самыми строгими в Европе, книгу разрешили, то немецкая цензура, наверно, сочтет книгу дозволенной и не будет препятствовать ее распространению в Германии; в Россию же книгу можно будет ввозить на том основании, что она якобы отсюда и вывезена.
До 1796 года эта хитрость удавалась. Но после введения портовой цензуры уловка стала бесполезной. Весной 1799 года «Фауст» оказался в руках рижского цензора Туманского, который книгу запретил, сопроводив свой отзыв развернутой мотивировкой. Цензору не нравился пародийный характер, который, по его мнению, носит заглавие романа: «Жизнь, деяния…», напоминающее обычные названия жизнеописаний святых. Он возражал против сатиры на «монастырь и власть духовную», против упоминания французской революции.
В 1799 году Якобеер в третий раз издает роман Клингера, и опять анонимно, но на этот раз титульный лист сообщает, что книга вышла в Лейпциге, и называет фамилию издателя.
Не только русская царская цензура считала социально-философские романы Клингера опасными. Когда в 1810 году его романы были изданы в Вене, в цензурном распоряжении среди книг, которые «в будущем переизданию не подлежат» и которые «не должны быть рекламируемы», назван и роман Клингера «Фауст».
Много лет Клингер продолжал работать над «Фаустом» и в каждое последующее издание вносил изменения. Особенно тщательно был переработан текст романа для второго издания (1794). В это издание автор внес очень существенные изменения. Он, правда, сделал некоторые уступки цензуре, смягчив отдельные формулировки и устранив кое-какие конкретные детали (в частности, он убрал названия немецких городов, где действуют его герои). Но в целом критический пафос книги был усилен. Сцену в аду Клингер дополнил речью немецкого юриста, слова которого остаются самым сильным и прямым обличением немецких порядков. Решительнее и смелее зазвучали богоборческие тирады Фауста и дьявола. Еще более
