– А почему я должна стыдиться своего тела? Такой меня создал Господь. И все остальные женщины (в том числе и ты сама) устроены точно так же, как я, – пожала плечами Лали и уселась в кресло перед зеркалом.
– Ах, синьорита, поосторожнее с такими высказываниями, – покачала головой служанка. – Если вас услышит епископ, он объявит вас еретичкой.
Горничная промокнула волосы своей госпожи несколькими полотенцами, заплела толстые косы и уложила их вокруг головы, как корону, скрепив шпильками, унизанными мелким жемчугом. Затем она помогла Лали облачиться новое платье. После чего удалилась, оставив свою госпожу одну.
Пытаясь справиться с волнением, Лали решила осмотреть золотые безделушки, которые привезла из Стамбула. Монна не раз упрекала падчерицу за то, что та носит турецкие драгоценности, и то и дело высмеивала Лали, упрекая в безвкусии. Но девушка понимала, что причина ее придирок в банальной зависти: украшения были роскошными, безупречно изысканными и очень дорогими. Во всяком случае, Доминика пришла в восторг от турецкого «приданого» кузины, но дала совет надевать на себя лишь малую толику того, что было принято в Стамбуле. Поэтому сегодня Лали решила украсить себя жемчужным ожерельем и точно таким браслетом, с сожалением оставив в шкатулке серьги, височные подвески и ножные браслеты. О последних Доминика посоветовала вообще забыть. В Парме подобные вещи не были приняты.
Заметив в зеркальном отражении свое лицо, девушка озадаченно замерла. Чтобы не показаться дикаркой перед строгими глазами гостей, Лали согласилась сегодня немного припудрить лицо, чтобы скрыть веснушки. Но из-за волнения ее лицо приобрело слишком бледный вид.
Схватив салфетку, девушка поспешно смочила ее мелиссовой водой из кувшина и принялась умываться, пытаясь избавиться от пудры. Когда на носике появились знакомые веснушки, Лали довольно улыбнулась и хотела отойти от зеркала, но ее внимание привлекла маленькая шкатулочка, стоящая на туалетном столике. Там лежала сурьма для подведения глаз. Не удержавшись, Лали привычным жестом быстро подвела глаза и с огромным удовольствием посмотрела на свое отражение. Совсем другое дело!
Ее любование прервал стук в дверь. Вошедший Людовико изумленно уставился на лицо дочери.
– Мне не стоило этого делать? Я сейчас умоюсь! – испуганно пискнула Лали.
– Нет, все в порядке, – остановил ее отец. – Ты выглядишь чудесно.
Лали радостно рассмеялась.
– Честно говоря, я бы с удовольствием надела свой турецкий наряд. В нем намного приятнее и красивее. И нет противной шнуровки, из-за которой трудно дышать.
Людовико покачал головой, хотя в уголках глаз запрыгали смешинки.
– Дай мне слово, что не сделаешь этого без моего разрешения. Возможно, на карнавале он будет уместен. Кстати, тебе, наверно, не терпится узнать: прибыл ли Антонио ди Карриоццо? – ровным голосом поинтересовался граф.
– Почему ты так думаешь?
– На пути в твою комнату я перехватил посланницу Доминики с запиской.
– И что там было?
– Два слова. «Он здесь», – отец искоса взглянул на Лали.
– Ты уже говорил с ним?
– Обменялись приветствиями.
– Почему ты пригласил Карриоццо к нам? – рискнула задать волнующий ее вопрос Лали.
– Я собираюсь напомнить Антонио о заключенной между вами помолвке.
– Ты веришь своей жене? – вспыхнула Лали.
– Я верю тебе. И хочу, чтобы ты была счастлива. А помолвка необходима, как знак мира между нашими фамилиями. Когда-то очень давно семьи де Бельфлер и ди Карриоццо поссорились из-за клочка земли под названием Майано. Мир, время от времени воцарявшийся между двумя семействами, был недолговечным, потому что ни одно из семейств не желало уступать. В результате за долгие годы вражды выросла ненависть. Мы с Алессандро решили положить конец этой истории и заключили помолвку между нашими детьми: Антонио и маленькой Мальвиной. А в приданое своей единственной дочери я по договору отдавал рудник Майано. Как видишь, Карриоццо весьма заинтересованы в этом браке. Жаль, что в наши замыслы двенадцать лет назад вмешался какой-то мерзавец. Я пытался найти тебя и выяснить, кто устроил это злодеяние. Но безрезультатно. Впрочем, сейчас не время обсуждать твое похищение. – Людовико предложил дочери руку, чтобы идти к гостям. – Сегодня мы должны решать другие вопросы.
53
При появлении Лали в зале воцарилась тишина. «Никто не должен догадаться, что мне страшно» – подумала девушка, жалея о том, что в Европе не принято носить чадру.
– Улыбнись, Мальвина, и держись с достоинством, – шепнул Людовико. – Покажи им, что ты – истинная де Бельфлер.
Глубоко вздохнув, девушка последовала совету отца: распрямила плечи и приподняла лицо, озаренное очаровательной улыбкой.
– Позвольте вам представить мою дочь, – торжественно произнес Людовико, и его голос гулким эхом разнесся по залу. – Мальвина де Бельфлер.
Шепот восхищения, одобрения и недовольного ропота пронесся по залу. Гости с любопытством принялись разглядывать дочь графа. Их взгляды скользили по очерченным сурьмой вишневым глазам, в которых играло женское лукавство, по золотистым веснушкам, по плечам, покрытым золотистым загаром. На лицах гостей читались сразу и восхищение и скептицизм.
– Не беспокойся, – прошептал Людовико. – Когда они познакомятся с тобой, то будут очарованы и начнут сражаться за право постоять с тобою рядом.
Поддержка отца помогла Лали почувствовать себя увереннее, и она еще выше подняла голову, не забывая искать глазами Антонио. И споткнулась о взгляд графини. Однако вместо неодобрения в глазах мачехи Лали увидела огонек любопытства.
– Дорогой, теперь, когда ты представил свою дочь, нам следует вернуться к своим обязанностям хозяев бала. Полагаю, мы можем оставить Мальвину на попечение Доминики, – предложила Монна.
– Ты права, – кивнул Людовико и объяснил дочери, уставившейся на него испуганными глазами. – Доминика весьма разумная девушка, она сумеет лучше, чем кто бы то ни было, помочь тебе освоиться среди гостей.
Успокаивающе пожав руку Лали, граф отошел в сторону и щелчком пальцев подозвал к себе распорядителя бала. Монна на мгновение задержалась и, грациозно обмахнувшись шелковым веером, с легким удивлением заметила:
– Доминика постаралась на славу, чтобы сделать из тебя сказочную принцессу. И хотя ты никак не избавишься от своих восточных привычек, не удивлюсь, если в скором времени в Бельфлер зачастят твои поклонники. Кстати… Не ожидала, что с помощью сурьмы можно так чудесно подчеркнуть глаза. Ты мне покажешь, как это делается? – покосившись на супруга, прошептала графиня и поспешила присоединиться к ожидавшему ее Людовико.
– Где же Антонио? – тревожно спросила Лали, когда господа де Бельфлер занялись гостями.
– Здесь, – загадочно улыбнулась кузина. – Своим появлением в Бельфлере он ошеломил многих. Мало того, что сам вернулся живым и невредимым, когда все уже считали его погибшим, так еще и вернул бывшему сопернику пропавшую дочь. О сегодняшнем празднике будут слагать легенды по всей Парме, – Доминика мимоходом бросила улыбку какому-то молодому человеку и тут же спохватилась. – Из-за твоего сумасброда я чуть было не забыла, что тебя следует познакомить с гостями.
Доминика ухватила кузину под руку и принялась представлять своим знакомым, которые тут же начали поздравлять Лали с возвращением и выражать восхищение ее красотой.
Неожиданно девушка почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Она поспешила обернуться и с разочарованием поняла, что видит перед собой вовсе не Антонио, а совершенно другого мужчину, облаченного в одеяние церковника.
– Кто это?
Сестра проследила за ее взглядом.
– Епископ Строцци.
