какие-то невнятные личности в мятых серых костюмах за крайним столиком, у стойки пяток «зелёных». Вместо Барина за стойкой суетился начавший лысеть мужчина с мелкими, невыразительными чертами лица. Его я тоже не знал. Где же Барин? Хотелось бы с ним побеседовать…
— Не знаешь? — Бармен коротко кивнул в сторону. — Завтра девять дней будет. Приходи, помянешь…
На журнальном столике у стойки, за которым Барин любил сидеть в ожидании посетителей, стояла рюмка, накрытая зачерствевшим ломтиком чёрного хлеба. И рядом с ней маленькая фотография в картонной рамке-подставке. Барин… не может быть…
— Как… это?…
— Думали, отравился чем. Врачи сказали — инсульт. — Бармен смешал напиток, передал заказчику. — Двое умерли. Сталкер тут такой был, Грызуном звали. Его около Бара нашли, утром, уже холодный был, пена изо рта. И десяти шагов от двери не отошёл. Барин ещё хрипел. По дороге в больничку скончался.
— Водки. — Я закрыл глаза. Барин… эх, Барин…
— Сколько?
— Бутылку. С собой.
— Двести пятьдесят.
— На счёт.
— Какой, на фиг, счёт?… наличные или карто…
Я посмотрел на бармена. И, должно быть, взгляд у меня очень нехорош был, потому как отшатнулся самозванец, и даже слегка побледнел.
— На счёт сталкера Луня, понял? Сталкера! Луня! Могу для тупых повторить ещё раз!
Невнятные личности за соседним столиком начали оглядываться. Какого чёрта они здесь делают? Что за шушера в Баре?
— И ещё. Если ты, друг ситный, из Бара пивнушку решил сделать, то мой тебе хороший совет: собирай манатки и дуй отсюда вприпрыжку. Не срами заведение.
— Да кто ты такой вообще? — Бармен поднял брови и изобразил на лице презрительное недоумение. Зря ты это сделал, парень…
— Так, мужики, на выход. — Усатый офицер допил пиво, махнул рукой остальным. Молодец, правильно оценил ситуацию. Оно, может, и хотелось ему поучаствовать в назревающем веселье, да вот беда, начальство по голове за это не погладит. Военные, искренне вздыхая и скорбно покачивая головами, оперативно покинули Бар.
«Зелень» у стойки заулыбалась.
— Ништяк бывалый сказал. Точно, — кивнул долговязый новичок. — Мы ведь тебе говорили, Куцый. Не место тебе тут.
— Константин, — сквозь зубы процедил бармен.
— Куцый, — усмехнулся долговязый. — Намекали — сдавай дела Бивню. Много раз намекали. Ну, вот и не обижайся.
И новичок красиво выписал бармену в челюсть, я и моргнуть не успел. И понеслась… серые личности попробовали было махать кулаками, но куда там, вынесли мы их за дверь, как и одного из мордоворотов, выскочивших на выручку бармену. Второй оказался поумнее — в драку не полез, а стоял, привалившись спиной к косяку и погогатывал, хлопая ладонями по бёдрам. Я его признал — Сенька Матерщина, неудавшийся сталкер, подрабатывавший вышибалой у Барина. Хоть и далеко не академик Сенька, но, видать, понял, что вступаться за Куцего в свете последних событий не стоит.
Я залез в карман. Да, ровно двести пятьдесят и осталось. Надо будет с карточки снять немного, надеюсь, счёт мой не обнулили.
— Как скажешь. Наличные, значит, наличные, — и я положил на стол две сотни и несколько мятых десяток.
Бармен, утирая кровь, злобно покосился на меня, но деньги взял и поставил на стол бутылку.
— И чтоб я тебя здесь, сталкер Лунь, больше не видел.
— Нет, парень. Гораздо лучше будет, если я тебя тут больше не увижу. А если встречу в следующий раз, пеняй на себя.
— Чмо, — буркнула Хип, — набрали, блин, по объявлению.
— И чё вам не так?! — вспылил вдруг Куцый. — Один пришёл — морду воротит, другой припёрся — то не так делаешь, это не эдак. Какого рожна вам надо? Нормальный бар, везде такие же!
— Вот именно, что везде. Тут ты прав. А какого рожна нам надо, не поймёшь. Даже если очень постараешься. Поэтому собирай манатки. Чужой ты здесь.
Ах, как нехорошо получилось. Прости ты меня, Барин. Плохо вот так, мордобоем поминки по тебе справлять, но, думаю, ты бы меня понял. Заведение твоё домом для меня было, и не только для меня одного. Особое это для сталкера место, сакральное, а из него дешёвый кабак сделали, забегаловку, каких много. Светлая тебе память, Барин. Хороший ты был мужик.
— Пойдём, стажёр. Нечего нам здесь делать.
Уже на улице я обернулся. «Иллюминацию», что в своё время повесил Барин, сменила большая вывеска из крашеной фанеры. Странно, что я сразу не обратил на неё внимание — кричаще яркая, с бездарно намалёванной красоткой в бикини и тремя пальмами на стилизованном островке. И девяти дней ещё не прошло, а уже повесили картинку, уроды. Бар «Южная ночь». Вот ведь пошлятина… гадость такая. И так тоскливо мне стало, что хоть вой. Эх, Барин… хорошо, что ты этого не видишь. Я поискал глазами подходящий снаряд. Да, это подойдёт, в самый раз. Получай, фашист, гранату.
— Х-ха! — и недопитая кем-то бутылка пива, крутясь и разбрасывая веера брызг, полетела в белозубый оскал нарисованной мулатки.
К вечеру я напился. С одной бутылки скверной водки меня не развезло, а словно оглушило, и я сидел в своей квартире, тупо уставившись на сбитые в драке костяшки пальцев. Меня тревожили странные воспоминания. Смутные, бредовые образы, какие-то полузабытые сны. Были там и Барин, и Грызун, стакан какой-то, Хип, девчонка в жёлтой куртке. Здорово всё это смахивало на паранойю. Может, не долечился Лунь? Или Выброс тот всё ещё даёт о себе знать? Ох, чую, укатают ещё Сивку крутые горки Зоны. Если уже не укатали…
И всё-таки прелесть ты у меня, стажёр. Красавица. Смотрю на тебя, и все плохие мысли долой, тепло становится, хорошо, век бы так сидел и любовался. Глаза синие, васильковые, взгляд когда серьёзный, когда смешливый, и всё-то в глазах этих написано, как в книге с интересным, за душу берущим романом. Заметила. Улыбнулась чуть, но виду не показывает, ресницами взмахнула и нарочито небрежным жестом светло-русую прядь за ушко отбросила. Знает ведь, что оттаивает сталкер и от ресниц этих, и жеста, и веснушек едва заметных на носике. Берёзка ты моя, Зоной подаренная. Хип. Жаль, что «я старый солдат и не знаю слов любви». Все красивые, добрые слова из меня Зона выжгла, вытравила, нет места таким словам на её мёртвых полях, но ничего, вспомню, и все-все тебе скажу, радость моя.
По болотам к Доктору на себе тащила, через смерть, через Зону, откуда столько силы в тебе нашлось, девочка. Не бросила страшного, бормочущего безумца, ждала, верила, и спасла, любовью своей спасла меня Хип. Слово-то какое, любовь. Измызгали тебя за Периметром в грязи пошлых песен и дешёвых сериалов. Утопили в помоях кухонных сплетен. Изгадили так, что дальше некуда. Кто знает, может, и убежала любовь в Зону от всей этой мерзости, в сталкеры записалась и свои артефакты ищет. Парочку нашла уже, это точно.
— Спасибо тебе, стажёр.
— Хабаром отплатишь, сталкер, — нарочито «страшным» голосом ответила Хип, нахмурилась, даже челюсть выдвинула, но не выдержала, расхохоталась и свалила меня с кресла на пол. Попыталась завернуть мне руку за спину, не получилось, и Хип просто приложила к моему виску палец, который, видимо, должен был изображать пистолет.
— Артефакты? Бабло? Тайники?
— Всё отдам, тётенька. Не стреляйте, пожалуйста. — Я подпустил в голос побольше дрожи. — Всё отдам за кружечку горячего кофе, красивая. Пожалейте сиротинку…
— Намёк понятен. Ну, гляди, Лунь, обещался. И вообще, магазины новые открылись, надо бы поискать
