Сосновая роща кончилась внезапно, невысоким полутораметровым обрывом. Дальше, насколько хватало обзора, в жидком синеватом тумане простиралась ровная пустошь, поросшая редкими кустиками полыни. И в двухстах метрах — широкая бетонная площадка, и по её углам четыре приземистых строения, напоминавших издалека макушки исполинских черепов, зарытых в землю по самые глазницы, — входы. Вдоль площадки лежала рухнувшая решётчатая мачта антенны, причём в бинокль хорошо видно, что рухнула она не просто так: плиты в центре площади были заметно вмяты в землю, раздавлены до такой степени, что железобетон раскололся сотнями трещин, «паутиной» разбегавшихся из центра мощной гравитационной аномалии. На расстоянии было даже видно дрожащее «зеркальце» спрессованного «плешью» воздуха и раскатанные в блин швеллеры антенны. Понятно, почему «фримены» назвали местечко «стрёмным». Впрочем, «колпаки» бункеров внешне не пострадали, надеюсь, есть там незаваренные двери и незатопленные помещения — Болота всё-таки рядом, грунтовых вод хватает с избытком.
В следующую минуту я понял, что двери скорее всего не заварены и под землёй почти наверняка есть сухие бункеры. Потому что над одним из зданий прямо в воздухе висел кусок ржавой арматуры, а возле почти нового на вид ЗиЛа слегка шевелилась низкая, но при этом очень широкая копна грязного чёрного тряпья.
— Придётся обождать, други. Там местечко пока занято.
«Свободовец», который и без моей подсказки засёк бюрера, молча кивнул, и мы улеглись в сухую траву за более-менее густыми зарослями молодых сосенок. Подслеповаты карлики, но каким-то странным чутьём могут засечь сталкера даже на расстоянии. Может, интуиция у них особенная, может, телепатия, как у изломов, но за двести метров не почует, а искушать судьбу, приближаясь к такому во всех смыслах неприятному мутанту, я не хотел. Подстрелить так, чтоб сразу насмерть, из имеющихся в распоряжении калибров не выйдет, даже если в башку попасть — не факт, что сразу сдохнет, живуч бюрер невероятно. А что такое раненый карлик в подземелье — а он именно туда и свалит, — мне объяснять не надо. Это называется: «мужики, собираемся и дуем в другое место. Про эти бункеры можно надолго забыть».
Кстати, странно, что сталкеры, да и «ботаники» их упорно карликами называют. Фига себе, карлик… некоторые под полтора центнера весом могут быть, не беда, что ростом мне всего по грудь, но зато в плечах в два раза шире, башка размером с хороший котёл и ручищи такие, что голову взрослого мужика одной ладонью в кашу давит. Но самое паршивое в этих созданиях то, что…
— Ох ты ж, ё… — негромко выдохнул Фельдшер, который тоже не отрывался от бинокля. Сказал он это одновременно с громким, хлёстким щелчком, похожим на выстрел из крупнокалиберной винтовки. Просто кусок арматуры, висевший в воздухе, видимо, с места преодолел звуковой барьер, прежде чем глубоко вонзиться в сероватый бетон площадки. Из копны тряпья вдруг показалась багровая, в волдырях ручища, бюрер начал покачиваться. Я увидел, как из стенки ближайшего к нам строения начал большими кусками выкрашиваться бетон, а из пыли и разлетающихся камешков показался извивающийся, словно оживший, металлический пруток, через секунду оторвавшийся с хорошо слышным лязгом. Затем обломок арматуры плавно поднялся вверх и замер в воздухе, застыл и мутант-телекинетик.
— Чего он делает? — тихо спросил, почти прошептал «фримен».
— Сходи спроси у него. Может, тренируется, а может, просто дурью мается. Пойми этих уродов… странно, что он днём вылез. Интересно, один он там или целая кодла?
— А если грохнуть его? — предложил Ересь.
— Наверняка не положу. Первым выстрелом убить скорее всего не выйдет, а очередью — бесполезно. Эта скотина умеет пули останавливать…
Вдалеке снова сухо и громко треснуло, и на этот раз досталось ЗиЛу — машина качнулась, поднялся прорубленный арматурой капот, и на бетон с хорошо различимым звоном выпала какая-то деталь. Бюрер снова вытянул гноящиеся руки, и от упавшей вышки легко отломился большой кусок швеллера килограммов, наверное, под десять. Железяка тут же взлетела так высоко, что начала казаться просто соринкой на ровной серой пелене облаков.
— Что делать будем? — поинтересовался Фельдшер.
— Не знаю пока, — признался я. — Что делать, что делать… ждать. Или свалит карла по своим делам куда-нибудь далеко, или опять в бункеры залезет. Тогда отменяются наши исследования.
— Ясно… — проворчал «свободовец», снял рюкзак, вытащил из широкого бокового кармана ГП-30 и начал присобачивать его к своему автомату.
— Хиловат твой гранатомёт, приятель, против такого урода. — Я с сомнением глянул на усилия Фельдшера. — Осколками посечёт, но не насмерть. Проходили.
— Да я знаю, — кивнул «фримен», извлекая из другого кармана самодельный брезентовый «кошель» на пять гранат, вытащил серебристый цилиндрик ВОГ-25, аккуратно загнал его в ствол. — У меня тут другая мысль появилась. Можно рискнуть…
Уперев автомат прикладом в землю, «свободовец» долго целился, затем подствольник звонко хлопнул, и я увидел быстрый серый росчерк улетевшей гранаты. Бюрер тем временем обернулся на выстрел, и я разглядел в бинокль его широкую багровую морду, словно наспех слепленную из жжёной, в потёках и пузырях, пластмассы. Граната разорвалась в метре от него, гулко, сочно бабахнув и подняв облачко синего дыма. Бюрер хрипло взревел, схватился за глаза и начал вперевалку бегать кругами.
— Ну что, завалил? — спросил я. — Щас он очухается и в подвалы утечёт. Да ещё и выходы завалит…
— Погодь… оп-па! Смотри! Хана парню.
Я снова приложил к глазам бинокль. А молодец «свободный»… точно рассчитал. Напуганный неожиданным взрывом, получивший по морде осколками и скорее всего ослеплённый мутант бежал прямо в «плешь». Аномалию он почуял слишком поздно и, разогнавшись, уже не смог свернуть. Бюрера поволокло по плитам, и в его рёве больше не было боли и ярости — он завывал, как сирена на базе «Долга», пытаясь зацепиться ручищами за металлические петли, местами торчащие из бетона. Карла вопил всё громче, потом вдруг разом смолк и, громко лопнув, словно громадный бурдюк с требухой, растёкся тонким слоем, украсив площадку всеми оттенками сизого и красного.
— О как! Кто не рискует, тот живет на пенсию. — И «свободовец» начал снимать гранатомёт с автомата.
— Молодчина. А чего гэпэшку снимаешь?
— А… неудобно с ним постоянно таскаться. Нужен, скажем так, нечасто.
— Ништяк… здорово! Вот это я понимаю. — Ересь уважительно покосился на Фельдшера. — Не то что некоторые: «Не знаю… подождём… может, уйдёт». Тьфу, блин.
— Не. Не сработало. — Фельдшер аккуратно уложил снятый гранатомёт опять в рюкзак. — Ты эти дела брось.
— Сработает как-нибудь. В челюсть, — пообещал я, снова принимаясь исследовать в бинокль площадку и постройки. — У меня иногда возникает ощущение, что кое-кто просто мечтает получить по морде.
— Ты меня просто задрал уже! — прошипел сквозь зубы Ересь. — Может, на хрен тогда спасать было, если чморишь постоянно? Урод…
— Вы ещё подеритесь, — добавил Фельдшер. — Слушайте, может, хорош уже цапаться, раз в одной команде оказались?
— Это ты с ним в одной команде. А я у вас двоих заместо ходячей гайки, — огрызнулся Ересь.
— И чё ты предлагаешь? — спросил я спокойно, как мог. Ересь уже начинал временами не просто злить, а буквально бесить. Вообще без понятия парень, до сих пор, похоже, не врубается в свою ситуацию.
— Ты ведь в курсе, что мне просто деваться некуда. — Философ смотрел куда-то мимо меня. — Но ты очень ошибаешься, сталкерок, если думаешь, что я тебе всё это забуду или уважать начну.
— А мне не нужно твоего уважения, мародёр.
— Повтори, чё сказал… — Ересь сощурил глаза.
— Чё слышал, ворина…
Я не ожидал, что Философ может броситься на меня, и потому пропустил первый удар. Хорошо врезал, тварь, я даже почувствовал привкус крови из разбитой губы и, прежде чем Фельдшер успел встать между нами, влепил Ереси в скулу так, что его развернуло к обрыву, и он едва не свалился вниз. Впрочем,
