помотав головой, он снова бросился в атаку, но был профессионально опрокинут «фрименом» и аккуратно уложен лицом в опавшую хвою.
— Дурить будешь ещё? — почти ласково спросил «свободовец», вывернув Философу руку. — Ты, чел, в реале нарываешься на траблы. Другой бы тебя давно за меньшее пристрелил.
— Отпусти, падла!.. — Ересь задёргался, пытаясь вырваться, но из хватки Фельдшера выскользнуть было сложно.
— Я спрашиваю, дурить будешь?
Философ хрюкнул от боли, когда Фельдшер ещё немного приподнял вывернутую руку.
— Нет, всё нормально… отпусти…
— Смотри, друг, обещал.
Когда Ересь поднялся, я вручил ему потерянный в драке дробовик.
— Ты уверен?.. — осклабился окровавленными зубами Философ, принимая оружие.
— Уверен. Давай вперёд.
Смотри-ка ты, удивился, даже ухмылка исчезла. Странно, по-новому взглянул, пожал плечами, но тут же снова ухмыльнулся и сполз по склону к брошенной мной гайке.
Дошли до бункеров мы быстро, без приключений, хотя пустошь, едва покрытая растительностью, буквально дышала смертью — зигзаг получился очень серьёзный, я то и дело останавливал Философа и долго прикидывал, в какую сторону завернуть. Надеюсь, если выход будет под этими подземельями, нормальную дорогу не придётся провешивать заново после каждого Выброса.
К запаху свежих внутренностей добавился тяжёлый дух брошенного подвала. Его ни с чем не спутаешь — прокисший, холодный, сырой, смесь мокрого бетона, залежалого тряпья и разбухшей бумаги. Именно так пахло в постоянно залитых погребах бараков под Красноярском, такой запах бывает в давно заброшенных колодцах отопления, так несло из чёрных подвалов Припяти… знакомый запашок. Привычный.
— Двери вниз точно открыты, — сказал я, ещё не доходя до первого здания, и Фельдшер удивлённо покосился, как, мол, узнал. Однако боец он, по всему видать, неплохой — вон как чётко гранату из подствольника положил. Чувствуется опыт, да и стреляет, думается мне, тоже отлично, здоровый, как медведь, нисколько за переходы не выдохся. В плане «войны» он мне скорее всего сто очков форы даст… а вот сталкер из него не очень. Ветер на всех нас дул, а запахи только я один отметил. Мало того, даже тоненькая ниточка озона проскочила в сыром духе, горьковатая вонь лежалых, но ещё не совсем догнивших костей, мокрая ржавчина — значит не только открыты подвалы, но и «электрика» в них есть, оборудование скорее всего там же бросили — нотка ржавчины и нагретой изоляции сильна определённо… и явно кто-то большой сдох там, причём сдох довольно давно, больше двух месяцев, или же просто бюрер объедков накидал. Многое может поведать простой ветерок в Зоне.
Двери вниз действительно были открыты. Точнее, выломаны. Тяжёлые створки с винтовым замком были просто оторваны от петель, и сколы металла на месте запоров уже успели потерять блеск, хотя и не взялись ещё ржавчиной. Лестница в несколько десятков ступеней уходила дальше, в темноту, откуда с едва слышным шорохом вылетал ровный, холодный ветер — признак того, что туннели идут далеко и скорее всего имеют открытые выходы в других местах.
— Ништяк, — немного бледно улыбнулся «фримен». — Ну что, народ, чувствуется ли у вас в нижних полушариях мозга лёгкое нервное напряжение? Лично в моих — очень даже чувствуется. И не сказать, чтобы лёгкое.
— Так, мужики, я первый. Пока не позову, замрите, чтоб ни шороха, ни звука… а ещё лучше — отвалите от входа шагов на десять.
— Чё, разве я не первый иду? — поинтересовался Ересь.
— Не сейчас. Там ты мне только мешаться будешь. — Я приладил на голове ремень мощного фонаря, вздохнул и, стараясь не хрустеть бетонным крошевом, начал медленно идти вниз. Фонарь выхватил широким световым пятном грязный кафельный пол лестничной площадки, следующий марш уходил направо… ещё площадка, дальше вниз… однако глубоко. Едва слышно пиликнул ПМК, потерявший сеть, ничего страшного, под землёй это обычное дело. Лестничные марши местами скрывались под наслоениями какой-то бурой грязи, запах подвала всё усиливался.
Лестницы кончились на глубине примерно пятиэтажного дома, выложенная плиткой площадка продолжалась дальше, упираясь в вывернутую решётку и разбитый в куски стол, щит с надписью «Стоп! Проверка документов» лежал чуть дальше по коридору. Стены, пол и даже потолок были отделаны одинаковым белым кафелем, грязным до такой степени, что сероватый налёт почти глушил блики от налобного фонаря.
То, что я сделал дальше, повергло бы в шок любого нормального сталкера, если, конечно, слово «нормальный» подходит к нашему брату. Я выключил фонарь и уселся прямо на грязный пол, стараясь не шуршать складками комбинезона и дышать как можно тише. Коридор сразу погрузился в густую, непроглядную тьму, стало так тихо, что я начал слышать удары сердца и шёпот слабого сквозняка в ржавых перилах лестницы. Спокойно, расслабленно, без напряжения слушать тьму, по возможности не шевелясь и медленно-медленно дыша носом. Не нужно обращаться в слух, просто отпустить его на волю… свет уже не мешает, да и включенная в фонаре лампа в такой тишине будет вполне различимо звенеть… тихо… спокойно…
И слух начинает свободно блуждать по коридорам, комнатам, галереям, шахтам. Вот ровный, мягкий шум сквозняков, обычный в таких подземельях. Низко гудит «электра», едва слышно щёлкают по летающим пылинкам крошечные разряды. Тренькает и шипит лампа дневного света, совершенно диким, невероятным образом продолжающая светить при отсутствии электричества. Звонко хлопнулась на пол капля воды. Слушаем, слушаем тьму, узнавая все звуки и шорохи, раскладывая их в уме на безопасные, непонятные или откровенно тревожные. Нет ли сухого, костяного стука кикимор, вальсирующих где-нибудь в угольной черноте давно забытых коридоров? Не послышится ли гулкое, натужное сопение бюрера или хлюпающий вздох кровососа? Не захрипит ли в соседнем помещении заблудившийся и догнивающий свой посмертный век зомби, не слышны ли его неверные, спотыкающиеся шаги? Не скрежетнут ли резцы тушканов или мутировавших крыс? Слушай, Фреон, внимательно слушай подземелье, но только не перестарайся — в такой темноте и тишине начинают иногда мерещиться странные звуки и мелькают перед глазами бледные лица…
— Эй, мэн! Ты там жив вообще? — Голос Фельдшера прилетел ко мне неожиданно громко, разбился скрежещущим эхом от кафельных стенок, ухнул в коридорах. Пришлось включить фонарь и подняться.
— Спускайтесь!
Я дождался, пока вся команда будет в сборе, подошёл к Фельдшеру и отозвал его в сторонку:
— Послушай, друг. Не в обиду, просто на будущее. Помнишь, что я сказал перед тем, как сюда спуститься?
«Свободовец» хлопнул себя ладонью по лбу, покачал головой:
— Прости, брат. Косячину спорол… как-то из головы вылетело. Но ведь полчаса — ни слуху ни духу. Я уже как-то и психовать начал.
— Просто больше так не делай.
Хм… Неплохо. Значит, я тут полчаса сидел… бывает, что при таком сосредоточении теряется чувство времени, я это проходил несколько раз, а бывает, что и Зона интересный фокус выкинуть может. Редко, но случается, что на поверхности и внизу часы по-разному тикают. Было ведь как-то раз, что один сталкер, Бонча, в Зону ушёл и пропал. По нему уже поминки справили не раз и даже забыть успели, а он через год к Бару вернулся и даже не понял, что столько времени ходил. Он-то был уверен, что всего на два дня ходка была, кстати, по Болотам, и долго не мог понять, что над ним не прикалываются. Его с тех пор Бойчей Два Денька и прозвали.
— Сколько на твоих котлах?
— Половина восьмого.
Фельдшер быстро глянул на часы, подсветив фонариком. Ну, у меня на ПМК столько же… значит, просто времени не заметил, увлёкшись «прослушкой» подземелья.
— Слушай, а ведь этих зданий на картах вообще нет, — поделился со мной «свободовец». — Наши их случайно нашли. Веришь, ни в одной карте, и даже на старых аэрофотоснимках, я обратил внимание, всегда облачка были на этом месте.
