Левински неопределенно пожал плечами: мол, там видно будет. Видимо, ему не очень понравилось восхищенное внимание, выраженное детективом по отношению к менеджеру компании.
– До свидания, Моше, – сказал Натаниэль. – Желаю вам благополучно выпутаться из этой истории. И, конечно же, сохранить весь свой еврейский романтизм. По возможности, в денежном измерении.
Когда Натаниэль уже открывал дверь, Моше Левински остановил его:
– Вернитесь.
Розовски с удивлением посмотрел на него.
– Вернитесь и сядьте, прошу вас, – сказал Левински.
Натаниэль подчинился.
– Теперь, когда я ответил на ваши вопросы, не могли бы и вы ответить на мои?
– Пожалуйста, спрашивайте.
Левински поднялся с места и сделал несколько шагов в направлении огромного – во всю ширину стены – окна из поляризованного стекла. Розовски отметил, что походка его была столь же размеренной и, если можно так выразиться, бесцветной, как и голос. Остановившись у окна, он произнес – без всякого удивления или раздражения:
– Мне известно, что руководство страховой компании «Байт ле-Ам» прекратило следствие после смерти…
– После убийства, – вставил Натаниэль негромко.
– Что? – Моше Левински отвернулся от окна и вопросительно посмотрел на детектива.
– После убийства, а не после смерти, – повторил Розовски.
– Да, конечно, после убийства. После убийства Галины Соколовой они решили прекратить расследование. С их точки зрения, в этом не было смысла. Поскольку их бредовая теория об участии Галины в убийстве собственного мужа…
– Вы тоже слышали об этом?
– Слышал. Чтобы предположить такое, нужно было вообще не знать ни ее, ни его, ни их отношений.
– Они ведь были в разводе? – полуутвердительно заметил Розовски.
– Думаю, вы уже успели установить, что развод, на самом деле, был фиктивным. Иначе Лева… то есть, Ари не выехал бы в Израиль. Это ведь было в советские времена, не забывайте.
– Да, я знаю.
– Ну вот, я хотел сказать, что «Байт ле-Ам» больше не хочет платить деньги за частное расследование. Зачем им это? Они утратили к этому интерес. Теперь им важнее тратить деньги на опытных адвокатов. А убийство – пусть им занимается полиция. Верно?
– Верно.
– Разве они успели передумать?
– Нет, они не передумали.
– Тем не менее, вы продолжаете заниматься этим делом. Почему?
Натаниэль вздохнул.
– Боже мой, – сказал он. – Сколько раз за сегодня мне довелось услышать этот вопрос.
– И что же вы отвечали?
– Что приходило в голову, – Натаниэль усмехнулся и развел руками. – Наверное, я не совсем типичный сыщик.
– А что вам пришло в голову сейчас?
Розовски пожал плечами.
– Ну, скажем так: я тоже романтик. Я считаю романтичным довести дело до конца и наказать убийцу. И мне позиция «Байт ле-Ам» кажется совсем неромантичной.
– Но вы, как мне кажется, не настолько романтичны, чтобы работать бесплатно?
– Да, это верно, – Розовски улыбнулся. – Но, видите ли, мое детство прошло в Советском Союзе в те времена, когда там очень любили словосочетание «общественно-полезный труд». Не исключено, что подобные вещи у меня уже на уровне подсознания. Или инстинкта.
Левински вернулся за стол, опустил голову.
– Скажите, – спросил он, не глядя на детектива, – вам удалось установить хотя бы что-нибудь?
– Ну… как вам сказать. Если честно, я думаю – да, удалось, – ответил Натаниэль.
– И вы можете рассказать мне об этом? – спросил Левински, по-прежнему, глядя в сторону.
– Отчего же… Мне, кажется, удалось правильно сформулировать несколько вопросов.
Моше поднял голову и удивленно посмотрел на Розовски.
– И это все? – спросил он.
– Вот типичная реакция обывателя – извините, Моше, я не в обиду… Поверьте, это не так мало – правильно сформулированный вопрос, – серьезно заметил Натаниэль. – Один мой знакомый занимается компьютерным анализом Торы. Он утверждает, что Тора содержит ответы на все, абсолютно все вопросы. Беда в том, что мы не знаем – как именно следует спрашивать.
– Да, – задумчиво произнес Левински. – Пожалуй, вы правы. Это убедительно. Сейчас я начинаю думать, что это даже убедительнее, чем если бы вы мне изложили какую-нибудь версию. Я вам верю. Хорошо, – он извлек из кармана чековую книжку, быстро выписал чек и протянул его Натаниэлю. – Этого хватит?
Розовски принял чек, не сразу сообразив, что, собственно происходит.
– Что это? – спросил он.
– Чек, как видите. На десять тысяч шекелей, – Моше поднялся.
– Да, но я не понимаю, что вам нужно…
– Вы ни слова не сказали о сумме. Следовательно, она кажется вам вполне достаточной, – сказал Левински, глядя на Натаниэля сверху вниз.
– Достаточной для чего?
– Я покупаю ваши услуги, – заявил Левински. – Руководство страховой компании не заинтересовано в дальнейшем расследовании. Но я – заинтересован. Я нанимаю вас. Лева и Галя были моими старыми друзьями. Найдите мерзавцев, сотворивших это.
Розовски молча спрятал чек и направился к выходу. У двери он остановился.
– Совсем забыл, – он улыбнулся. – Зеев Баренбойм просил передать вам привет.
– Да? Спасибо, – буркнул Моше Левински, уже занявшийся другими делами. – Между прочим, вы отняли у меня вдвое больше времени, чем я рассчитывал.
7
Едва Натаниэль отъехал от здания, в котором размещалась компания «Интер», как раздалась трель телефона.
– Алло, это ты?
– Мама? – Натаниэль встревожился. Сарра Розовски очень редко звонила ему на работу, тем более – из другого города. Только по очень важным делам. – Что-нибудь случилось?
– Ты что, не мог за весь день позвонить? – воинственно вопросила мать. – Я тут с ума схожу! Дома телефон не отвечает, хорошо – я позвонила тебе в контору, и твой помощник, Алекс, сказал, что ты в дороге и дал этот номер.
Это и есть знаменитые сотовые телефоны?
– Да, они самые, что случилось? – нетерпеливо повторил Розовски, выруливая на Ха-Ракевет. Впереди загорелся красны глаз светофора, он отпустил педаль газа. По голосу матери он уже понял, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. – Почему ты сходишь с ума?
– Он еще спрашивает! – мать задохнулась от негодования. – По телевизору такие новости! Мне стало плохо.
– Какие новости? – Натаниэль снова встревожился. – Что случилось? Где?
– В России, – сказала мать. – В России! Ты знаешь, сколько там уже стоит доллар?
– Нет, не знаю.
– Две тысячи рублей. Представляешь? Когда мы там жили, я получала сто двадцать и была счастлива!
