– Замечательно. Ты предложил ей прийти в агентство, она отказалась, предложила прислать по почте фотографию мужа и чек. Но этого не случилось. Она больше не объявилась, и ты забыл об этой истории. Так?
– Так, – подтвердил бывший стажер.
Розовски некоторое время молча смотрел на него, словно ожидая продолжения. Продолжения не последовало.
– Н-да… Увы, Габи, это не так.
– Что? Почему ты так думаешь? – похоже было, что стажер рассердился не на шутку. Румянец его стал ярче, глаза горели праведным гневом.
– Ну-ну, Габи, ну-ну, – Розовски невесело улыбнулся. – Ты не знаешь, что кроме компьютерной информации у нас всегда существует аудиоинформация. С давних пор все телефонные разговоры фиксируются на кассету, и Офра добросовестно складывает их в сейф. Ты ведь не знал этого, Габи? – участливо спросил Натаниэль. – Иначе ты бы непременно стер не только файлы в компьютере, но и кассету, правда? Увы, я не удосужился сообщить тебе об этом нашем правиле. Просто забыл, честно говоря, без всяких задних мыслей.
– Так ты знал… – прошептал Габи. В глазах его вновь промелькнул страх.
– Скажем так: узнал, но не сразу. Честно говоря, ничего не знал до позавчерашнего вечера, – ответил Розовски.
– Ну и что? – вмешался Алекс. – Ну, решил подработать. Проследить за этим типом, получить деньги. Не очень красиво, конечно, но, я думаю, это не преступление.
– Дело не в желании подработать, – возразил Розовски. – Хотя и это было не слишком порядочно. Сколько времени и когда именно ты следил за Ари Розенфельдом?
– Три недели, – буркнул Габи. – Каждую субботу. С 15 мая по 6 июня.
– И что же он делал там, на вилле?
– Ничего особенного. Сидел у окна, что-то писал.
– И ты сообщил клиентке…
– …Что ее подозрения беспочвенны. Да, именно так.
– И это все?
Габи не ответил.
– Габи, – сказал Розовски. – Я думаю, ты уже понимаешь, что я знаю все – или почти все. Расскажи сам.
Габи продолжал молчать. По его лицу было видно, что он никак не мог выбрать верную линию поведения. Видимо, превращение Натаниэля из рассказчика, забавляющего гостей занимательными сказками, в холодного всезнающего следователя произошло слишком быстро, он не успел сориентироваться.
Розовски и Маркин ждали. Натаниэль смотрел в сторону, Алекс не мог оторвать взгляда от бывшего сослуживца. Наконец, Гольдберг решился.
– В общем, дальше было так, – тихо сказал он. – Три недели назад мне неожиданно позвонил один человек.
– Домой?
– Да. Сказал, что должен со мной встретиться, что у него ко мне есть деловое предложение. Я спросил, откуда у него номер моего телефона. Он ответил, что телефон ему дала… – Габи запнулся.
– Женщина, называвшая себя Галиной Соколовой, – подсказал Розовски.
Габи кивнул.
– Продолжай. Ты, очевидно, подумал, что это новый клиент. Твой личный клиент.
– Да, я решил, что дама порекомендовала меня кому-то из своих знакомых. Я предложил встретиться.
– Где?
– В кафе, на улице Рамбам.
– Человек был тебе незнаком?
– В том-то и дело, что это оказался Ари Розенфельд.
Теперь уже и Маркин слушал с неослабевающим интересом. Хотя ему все еще не очень понятна была связь между средневековой историей Давида Сеньора и событиями последних месяцев.
– Розенфельд сообщил мне, что знает о слежке со слов жены, – теперь, решив рассказать все – или почти все – Габи внезапно успокоился. Голос его стал ровным, почти без интонаций. – И что у него ко мне есть деловое предложение. Я подумал, что речь опять пойдет о слежке за кем-то. Мне даже стало смешно, на какое-то мгновение: я подумал, что он хочет теперь проследить за женой – в отместку. Но… – Гольдберг замолчал и снова опустил голову.
– Но?
– Речь шла о совсем другом.
– О чем же?
– Об убийстве, – вполголоса пояснил Габи. – Или о самоубийстве. Словом, он показал мне страховой полис.
– Минутку! – Розовски остановил Гольдберга, быстрыми шагами прошел в свой кабинет и тут же вернулся с листом бумаги. – Этот? – спросил он.
Габи взял в руки документ, пробежал глазами, кивнул.
– Именно. Ари… в общем, этот человек… он сказал, что очень болен, что жить ему осталось недолго. Рак или что-то в этом роде. Врачи гарантируют максимум два месяца. И что он хочет обеспечить жену. Какая разница – двумя месяцами раньше, двумя месяцами позже. Он просит меня помочь ему в этом.
– То есть, убить?
Габи поежился. Ему не нравилось это слово, ему не нравилось чувствовать себя преступником, он не желал считаться убийцей. Все это можно было прочесть на его побледневшем лице.
– И ты согласился, – Розовски досадливо покачал головой. – Габи, Габи…
– Но это же не было убийством! – Гольдберг упрямо наклонил коротко стриженую голову. – Я просто хотел помочь человеку. В конце концов, некоторые врачи практикуют эвтаназию…
– Эвтаназию? – Розовски фыркнул. – Это выстрел в висок ты называешь эвтаназией?
– Ну, не совсем, конечно, но…
– К тому же – тридцать тысяч? – насмешливо спросил Натаниэль.
– Откуда ты знаешь?
– Накануне смерти Розенфельд снял со своего счета именно такую сумму.
– Погоди, – Алекс изумленно смотрел то на одного, то на другого. – Значит, это сам Розенфельд организовал собственную смерть?
Розовски отрицательно качнул головой.
– Вовсе нет, – ответил он. – Это Габи так думал. До определенного момента…
– Я хотел… – начал было бывший стажер.
– Помолчи, – поморщился Розовски. – Дальше я знаю. Ты пришел к вилле, выстрелил в человека… Я хочу знать: кем был тот, кто заключил с тобой эту чертову сделку – там, в кафе на Рамбам? Ты знаешь его?
– Нет, я его больше не видел.
Розовски протянул Габи еще один листок, с карандашным наброском.
– Этот?
Габи переводил испуганный взгляд с рисунка на сосредоточенное лицо детектива.
– Этот? – Розовски повысил голос.
– Да, этот.
– Чей это портрет? – спросил Алекс, не отходя от двери. – Покажи, мне не видно… И откуда он у тебя?
– Портрет Шмуэля Бройдера, – ответил Натаниэль. – Мне его вчера нарисовал один знакомый художник с улицы Рамбам. По памяти. На, смотри, – он передал рисунок Маркину.
– Почему именно его?
