ультрафиолетовой радиацией, от которой их ничто не защитит, она убьет их всех, и в результате вся глобальная экосистема быстро распадется.
— Ты считаешь, что кто-нибудь из этих людей знает чего-нибудь или захочет сделать что-то, даже если узнает?
— Думаю, нет. — Он сделал еще несколько глотков белого вина. — Что ж, мы продолжаем двигаться вперед?
— Это забавно, — продолжала она. — Не так давно мы вели войны, которые в достаточной степени сдерживали рост населения, так что мы не могли нанести существенный вред планете, но теперь, когда разразился мир повсюду и мы развиваем нашу промышленность, мир уничтожает нас гораздо эффективнее, чем когда-то делали войны. Ирония судьбы, не так ли?
— И современная медицина. Комары анофелес весьма успешно сдерживали рост населения — ты знаешь, что когда-то Вашингтон был малярийным болотом, и дипломаты считали назначение сюда полным опасности! Тогда мы изобрели ДДТ. Он хорош для борьбы с комарами, но катастрофа для сокола-перегрина. Мы никогда не могли поступать правильно. Никогда, — закончил Мейфлауэр.
— Что, если... — задумчиво спросила доктор Брайтлинг.
— 'Что если' что, Кэрол?
— Что, если природа сама примет меры, чтобы резко сократить население?
— Ты имеешь в виду гипотезу Гаэ? — Это заставило его улыбнуться. Идея заключалась в том, что Земля сама является мыслящим, управляющим собой организмом, который находит методы регулировать многочисленные живые виды, населяющие планету.
— Даже если бы это было правдой, — а я действительно надеюсь на это, — боюсь, что мы, люди, движемся слишком быстро, чтобы Гаэ могла успеть справиться с нами и нашей работой. Нет, Кэрол, мы заключили пакт самоубийства, и мы собираемся уничтожить все остальное вместе с собой, и через сотню лет, когда население мира уменьшится до примерно миллиона, они узнают, что делалось неправильно, прочитают книги и просмотрят видеозаписи рая, в котором мы когда-то жили, и проклянут наши имена.
Может быть, если им повезет, они извлекут уроки, когда будут снова выползать на землю из ила. Может быть. Я сомневаюсь. Даже если они попытаются извлечь уроки из прошлого, они будут больше беспокоиться о строительстве атомных реакторов, для того чтобы получить возможность пользоваться электрическими зубными щетками. Рейчел была права. Когда-нибудь наступит Молчаливая Весна, но будет уже слишком поздно.
Он поковырялся в своем салате, пытаясь догадаться, какие химические добавки заключены в салате- латуке и помидорах.
В том, что они есть, он не сомневался. В это время года салат-латук привозят из Мексики, где фермеры делают со своими посевами самые невероятные вещи, и, может быть, в кухне ресторана все это смыли, а может быть, и нет. Так что теперь он сидит и ест дорогой ланч, отравляя себя с такой же обреченностью, с какой он наблюдает за отравлением всей планеты. Его тихий отчаявшийся взгляд был красноречивее слов.
Он готов для вербовки, подумала Кэрол Брайтлинг. Самое время. И он приведет с собой хороших людей, им выделят место в Канзасе и Бразилии. Через полчаса она встала и направилась обратно в Белый дом, для участия в еженедельном заседании кабинета министров.
— Привет, Билл, — сказал Гас из своего офиса в здании Гувера. — Что происходит?
— Ты смотрел утреннюю передачу сегодня? — спросил Хенриксен.
— Ты имеешь в виду эту операцию в Испании?
— Да.
— Смотрел, конечно. Я и тебя видел в ящике, — отозвался Вернер.
— Мой гениальный акт. — Он усмехнулся. — Это ведь хорошо для бизнеса, понимаешь.
— Да, полагаю, это действительно так. Короче говоря, ну и что?
— Это не были испанские копы, Гас. Я знаю, как они готовятся. Не их стиль. Итак, кто это был — Дельта, SAS или кто еще?
Глаза Гаса Вернера сузились. Теперь заместитель директора ФБР, раньше он был специальным агентом, руководившим элитной группой ФБР по спасению заложников.
Когда его повысили в должности, он стал специальным агентом, возглавляющим региональное отделение в Атланте, а теперь занимал должность заместителя директора ФБР и руководил новым отделением по борьбе с терроризмом. Билл Хенриксен когда-то работал вместе с ним, затем ушел из Бюро и основал свою компанию, но если ты служил в ФБР, то всегда останешься сотрудником ФБР, так что теперь Билл пытался выловить нужную ему информацию.
— Я действительно не могу говорить на эту тему, приятель.
— Вот как?
— Именно так. Да. Не могу обсуждать, — коротко ответил Вернер.
— Засекреченная тема?
— Что-то вроде этого, — позволил себе сказать Вернер.
Смешок.
— Это говорит мне о чем-то, а?
— Нет, Билл, это ничего тебе не говорит. Послушай, приятель, я не могу нарушать правила, ты ведь знаешь.
— Ты всегда говорил прямо, — согласился Хенриксен. — Ну ладно, кто бы они ни были, я рад, что они на нашей стороне. Штурм выглядел весьма профессионально на телевидении.
— Это верно. — У заместителя директора ФБР на столе лежал полный набор видеозаписей, переданных по зашифрованному спутниковому каналу из посольства США в Мадриде в Национальное агентство безопасности и поступившее оттуда в штаб-квартиру ФБР. Он уже просмотрел все записи и рассчитывал получить дополнительные данные сегодня к вечеру.
— Впрочем, если у тебя будет такая возможность, скажи им одну вещь.
— Какую именно, Билл? — последовал уклончивый вопрос.
— Если они хотят походить на местных полицейских, пусть не пользуются вертолетом Военно-воздушных сил США. Я не такой глупый, Гас. Репортеры могут не заметить этого, но для любого, у кого есть хотя бы половина мозгов, это очевидно.
Вот так, подумал Вернер. Он позволил себе не обратить на это внимания — как-то проскользнуло через его умственное сито, но Билл никогда не был глупцом, и потому Гас удивился, как это средства массовой информации не заметили этого.
— Неужели?
— Не вешай мне лапшу на уши, Гас. Это был «Сикорски модель 60». Мы пользовались им, когда приезжали в Форт Брэгг для переподготовки, помнишь? Он понравился нам больше, чем «Хьюи», который выделили для нашей учебы, но он не был допущен для использования в гражданских целях, и потому тебе не позволили купить его, — напомнил он своему бывшему боссу.
— Я передам им, — обещал Вернер. — Кто-нибудь еще заметил это?
— Насколько я знаю, нет, и я ничего не сказал об этом на ABC сегодня утром, верно?
— Да, верно. Спасибо.
— А сейчас ты можешь сказать мне что-нибудь про этих парней?
— Извини, приятель, не могу. Это секретные сведения и, говоря по правде, — солгал Вернер, — я и сам знаю очень мало об этом деле. «Вот дерьмо», — почти услышал он по телефону. Слабое объяснение. Если существует специальная антитеррористическая группа и если Америка принимает в ней участие, чертовски очевидно, что один из высших чинов ФБР должен знать что-то о ней. Хенриксен поймет это, даже если ему ничего не скажут. Но проклятие, правила есть правила, и ни при каких обстоятельствах директор частной компании не может быть допущен в секретный отдел, который называется «Радуга». Билл не может не знать об этих правилах.
— Да, Гас, конечно, — прозвучал насмешливый ответ. — Как бы то ни было, они настоящие профессионалы, но испанский не является их родным языком, и они имеют доступ к американскому военному вертолету. Скажи им, чтобы в будущем были более осторожны.
— Скажу, — пообещал Вернер, делая пометку.
