— Устала... слабость... тошнит, — ответила Мэри Баннистер.
— Ты чувствуешь боль, Мэри?
— Она где-то внутри, но не так плохо, главным образом желудок. — Ее лицо казалось смертельно бледным из-за внутреннего кровотечения, и сыпь на лице выступила настолько очевидно, что ей нельзя позволять пользоваться зеркалом, чтобы зрелище не вызвало у нее панику. Они хотели, чтобы все их субъекты умерли спокойно. Такая смерть принесет всем гораздо меньше беспокойства — такая доброта не применялась к другим подопытным субъектам, подумал Киллгор. Это было несправедливо, но практично. Низшие животные не могли причинить неприятности, и к тому же не существовало практических рекомендаций о том, как применять к ним обезболивающие лекарства. Может быть, он разработает такие средства в Канзасе? Это будет достойным применением его способностей, подумал он, делая дополнительную регулировку на капельнице субъекта F4, которая увеличит подачу морфия в ее организм до такой степени, чтобы привести ее в состояние ступора. Он сможет дать ей то милосердие, которое хотелось бы применить к обезьянам резус. Будут ли они заниматься экспериментами над животными в Канзасе? Могут возникнуть практические трудности. Привозить животных в лабораторию окажется очень трудным в отсутствие международных грузовых перевозок по воздуху, и большое значение приобретет вопрос эстетики. Многие члены Проекта будут возражать, и в этом есть здравый смысл. Но, черт побери, как трудно было бы разработать лекарства и методы применения без экспериментов на животных! Да, подумал доктор Киллгор, переходя из одной палаты в другую, это так тяжело для совести, но у научного прогресса есть цена, и они спасали буквально миллионы животных, не правда ли? Им были нужны тысячи животных для разработки Шивы, и никто не протестовал против этого. Еще один вопрос для обсуждения во время конференции медицинского персонала лаборатории, решил он, входя в палату субъекта М7.
— Как мы чувствуем себя, Чип? — спросил он.
Они вознесли коллективную благодарность провидению за отсутствие ирландской полиции «Garda» в этой части графства Корк. В конце концов, здесь почти нет преступности, и потому мало причин для появления полиции. Ирландская национальная полиция столь же эффективная, как их британские коллеги, и разведывательная служба ирландской полиции сотрудничала, к сожалению, со службой «Пять» в Лондоне, однако ни одной из этих служб не удалось напасть на след Шона Грэди — по крайней мере после того, как он вычислил и ликвидировал осведомителей в своем отряде. Оба исчезли с лица земли и теперь кормят лососей или какую-то другую рыбу, которая предпочитает осведомителей. Грэди помнил выражение их лиц, когда они протестовали и доказывали свою невиновность до самого последнего момента, когда их бросили в море с железными грузами на ногах, в пятнадцати милях от берега. Доказывали свою невиновность? Тогда почему SAS больше никогда не беспокоил его секцию после трех серьезных попыток уничтожить их всех? Пропади она пропадом, такая невиновность.
Они наполовину наполнили очаровательный провинциальный паб «Туманная роса», названный так в честь любимой песни восставших, после нескольких часов практических стрельб из нового оружия на территории изолированной прибрежной фермы, которая была слишком далеко от цивилизации, и потому никто не мог слышать резкую трескотню очередей автоматического оружия. Каждому боевику потребовалось несколько магазинов, чтобы восстановить былую сноровку владения автоматами «АКМС», но подобными автоматами овладеть нетрудно, а такими еще проще. Теперь они разговаривали о делах, не касающихся предстоящей операции, и со стороны представляли собой просто группу друзей, пожелавших выпить несколько пинт. Большинство наблюдали за футболом по телевизору, висящему на стене. Грэди делал то же самое, но его мозг был занят другим, повторяя детали предстоящей операции, мысленно осматривая снова и снова сцену, где все это произойдет, думая о том, насколько быстро британские солдаты или эта новая группа «Радуга» сможет появиться. Место их появления было очевидным. Он спланировал все, и, чем больше повторял про себя все фазы тем более безупречной казалась ему вся операция. Он вполне может потерять нескольких человек, но это была цена революционной борьбы, и, оглядывая своих людей в пабе, Грэди знал, что они воспринимают опасность с такой же готовностью, как и он.
Он посмотрел на часы, вычел пять и сунул руку в карман, чтобы включить сотовый телефон. Он делал это три раза в день, никогда не оставляя его включенным больше чем на десять минут. Нужно быть осторожным. Только его бдительность и некоторое везение, признался себе Грэди, позволили ему продолжать войну так долго. Через две минуты раздался звонок. Грэди встал с кресла и вышел наружу, чтобы принять вызов.
— Алло.
— Шон, это Джо.
— Привет, Джо, — ответил Грэди приятным голосом. — Как дела в Швейцарии?
— Вообще-то в данный момент я в Нью-Йорке. Я просто хотел сказать тебе, что финансирование закончено, — сказал ему Попов.
— Великолепно. А как с другим делом, Джо?
— Я доставлю это сам. Прибуду через два дня. Прилечу в Шэннон на реактивном самолете. Я буду там примерно в половине седьмого утра.
— Встречу тебя в аэропорту, — пообещал Грэди.
— О'кей, друг. До скорой встречи.
— До свидания, Джо.
— До свидания, Шон. — И связь прервалась. Грэди выключил телефон и положил его в карман. Если кто-нибудь подслушал разговор, что маловероятно, потому что он видел пространство до самого горизонта и там не было заметно припаркованных грузовиков, и к тому же, если бы кто-нибудь знал, где он находится, они приехали бы за ним и его людьми с взводом солдат или полиции, но, как бы то ни было, все, что услышал бы посторонний, был обычный короткий деловой разговор. Грэди возвратился обратно в паб.
— Кто это был, Шон? — спросил Родди Сэндс.
— Джо, — ответил Грэди. — Он сделал все, о чем мы просили. Так что, полагаю, нам тоже нужно двигаться.
— Действительно. — Родди отсалютовал поднятием пивной кружки.
Секретная служба, раньше носившая название MI-5 (Военная разведка), существовала в течение целого поколения, выполняя две важнейшие задачи. Одна заключалась в том, чтобы преследовать советских агентов, сумевших проникнуть в британское правительство, — к сожалению, этой работой приходилось заниматься постоянно, поскольку КГБ имел не одного агента внутри британской службы безопасности. Один раз их агент, Ким Филби, едва не стал главой «пятерки», почти предоставив Советам контроль над британской контрразведкой. При воспоминании об этом времени по коллективной спине «пятерки» все еще бегут холодные струйки пота. Вторая задача состояла в проникновении британских агентов внутрь Ирландской Республиканской Армии и других ирландских террористических организаций. Цель состояла в опознании их лидеров и ликвидации таковых, поскольку эта война велась по старым правилам. Иногда вызывали полицию, чтобы произвести арест, но в основном командос SAS высылались для более прямых действий. Разница в технике ведения войны объяснялась тем, что правительство Ее Королевского Величества никак не могло решить, является «ирландская проблема» вопросом национальной безопасности или всплеском преступности. Результатом такой нерешительности явилось, по мнению ФБР, продолжение «беспорядков», по крайней мере на десятилетие.
Однако сотрудники «пятерки» не обладали полномочиями принимать политические решения. Это делалось официальными лицами, которые довольно часто не прислушивались к мнению опытных экспертов, которые потратили целую жизнь, занимаясь решением такого рода вопросов. Не обладая возможностью формировать или хотя бы влиять на политику, спецслужбы продолжали военные действия, собирая толстые папки с информацией об известных и подозреваемых оперативниках ИРА, которые затем передавались другим правительственным агентствам для принятия соответствующих решений.
Вторая задача решалась, главным образом, с помощью вербовки осведомителей.
Передача информации о своих товарищах была еще одной старой ирландской традицией, и британцы долго пользовались ею. ИРА считала себя защитницей ирландских католиков, и это отождествление иногда дорого обходилось. Католический догматизм часто доминировал в сердцах и умах людей, которые убивали во имя веры. Тем не менее один из католических догматов гласит: не убий! Потому одним из чувств, переполнявших сердца и умы, было чувство вины. С одной стороны, вина была неизбежным результатом революционной деятельности, а с другой стороны, она была единственным чувством, которое не могли
