и надел мундир полковника бронетанковых войск. Строго говоря, он был в отставке и вышел в отставку еще до того, как родились полковники, находящиеся сейчас на действительной службе. Однако работа в Министерстве обороны давала право на многие привилегии, а он к тому же являлся личным помощником министра. Три другие причины виднелись на левом борту его кителя – три золотые звезды на темно-красных лентах. Филитов был единственным военным в истории Советской Армии, ставшим трижды Героем Советского Союза на поле боя, награжденным за личное мужество перед лицом врага. Были и другие награжденные такими звездами, но чаще геройские звезды присваивались из политических соображений. Это хорошо было известно полковнику и оскорбляло его. Такую награду нельзя давать за работу в штабе и, уж конечно, ее не должен получать один партийный деятель из рук другого в качестве красивой безделушки. Звание Героя Советского Союза может получать только человек вроде него самого, считал полковник, который рисковал жизнью, проливал кровь – и часто умирал – за Родину. Он вспоминал об этом всякий раз, когда надевал мундир. Под нательной рубашкой скрывались шрамы, полученные в бою, когда немецкий бронебойный снаряд 88-миллиметрового калибра пробил броню его танка и вызвал загорание боезапаса. Несмотря на пылающий танк и горящую на теле одежду, он навел пушку и выстрелил в последний раз, уничтожив врага. За этот подвиг его наградили третьей Золотой Звездой. В результате Михаил Семенович сохранил всего лишь ограниченную подвижность правой руки. Тогда, несмотря на ранение, он продолжал вести в бой то, что осталось от его полка после битвы на Курской дуге. Если бы он выбросился из танка вместе с остальным экипажем или согласился на эвакуацию в тыл, как настаивал полковой хирург, то, возможно, выздоровел бы полностью, однако он знал, что должен сделать ответный выстрел и не мог оставить своих подчиненных на поле боя. В результате он сделал этот выстрел и горел в танке. Если бы не тяжелое ранение, он мог бы стать генералом, а может, и маршалом, подумал полковник. Впрочем, какая разница? Филитов был слишком практичным человеком, жившим в реальном мире, и не раздумывал над тем, что могло бы произойти. Ведь, продолжай он воевать, его могли бы и убить. После ранения он смог проводить больше времени с Еленой. Она почти каждый день приходила в институт, в ожоговое отделение. Сначала она была в ужасе при виде того, как пострадало его тело, затем стала гордиться его ранами, как гордился ими сам Филитов. Никто не мог усомниться в том, что ее муж выполнил свой долг перед Родиной.
Но теперь ему предстоит выполнить свой долг перед Еленой.
Филитов вышел из квартиры и направился к лифту, держа в правой руке кожаный портфель. Носить портфель – вот и все, на что была способна эта сторона его тела. Старушка-лифтер, как обычно, приветствовала его. Она была одного возраста с полковником – вдова сержанта, служившего в полку Филитова. Сержант тоже был награжден Золотой Звездой, и полковник лично прикрепил ее к его груди.
– Как ваша новая внучка? – поинтересовался полковник.
– Ну просто ангелочек, – ответила старушка.
Филитов улыбнулся, отчасти на восторг бабушки – разве бывают безобразные младенцы? – а отчасти потому, что такие слова сумели пережить семьдесят лет «научного социализма».
На улице его ждал автомобиль. Шофер был недавно призван в армию, только что закончил школу сержантского состава и школу водителей. Он вытянулся и, приложив руку к виску, приветствовал полковника, а другой рукой открыл дверцу машины.
– Здравия желаю, товарищ полковник.
– Доброе утро, сержант Жданов, – ответил Филитов. Большинство офицеров его ранга просто буркнули бы в ответ что-то нечленораздельное, но Филитов был боевым офицером, и секрет его успеха на поле боя был связан с постоянной заботой о благополучии подчиненных. Мало кто из офицеров понимал, как это важно, напомнил он себе. А жаль.
В машине было тепло – шофер четверть часа назад включил обогреватель на полную мощность. Филитов становился все более чувствительным к холоду – верный признак старости. Недавно ему пришлось провести несколько недель в больнице с воспалением легких – третий раз за последние пять лет. Он знал, что наступит день, когда его отвезут в больницу в последний раз, но старался не задумываться над этим. Он обманывал смерть слишком часто, чтобы бояться ее. Жизнь постоянно приходит и уходит, каждую мимолетную секунду. Заметит ли он, когда наступит эта последняя секунда? Может быть, ему будет все равно?
Шофер остановил машину перед зданием Министерства обороны еще до того, как полковник нашел ответ на этот вопрос.
Райан не сомневался теперь, что пробыл на государственной службе достаточно долго. Он научился, ну если не любить полеты на самолете, то по крайней мере ценить их преимущества. Сейчас он находился всего в четырех часах лета от Вашингтона. Сюда его доставил небольшой реактивный самолет ВВС «С-21 Лиэрджет» под управлением женщины-летчика, капитана по званию, походившей на выпускницу средней школы.
Ты стареешь, Джек, подумал он. На объект, находящийся на горной вершине, Райан прилетел из аэропорта на вертолете, чувствуя себя на такой высоте достаточно неуютно. Никогда раньше ему не приходилось бывать в штате Нью-Мексико, Горные пики здесь были голыми, без признаков растительности, а воздух казался настолько разреженным, что ему приходилось часто дышать, но небо было настолько чистым, что на мгновение он вообразил себя в эту безоблачную холодную ночь астронавтом, глядящим на немигающие звезды.
– Хотите кофе, сэр? – спросил сержант. Он передал Райану стаканчик от термоса. От горячей жидкости в стылой темноте ночи, едва освещенной серпом молодой луны, поднимался пар.
– Спасибо. – Райан отхлебнул кофе и оглянулся по сторонам. Всего лишь несколько огней виднелось в темноте. За соседним горным хребтом могло находиться поселение; он видел где-то вдалеке сияние огней Санта-Фе, однако не брался определить расстояние до них. Райан знал, что горная вершина, на которой он стоит, возвышается на одиннадцать тысяч футов над уровнем моря (этот уровень находился во многих сотнях миль отсюда), а ночью все расстояния кажутся обманчивыми. Все вокруг казалось прекрасным, за исключением холода. Его пальцы, сжимающие пластмассовый стаканчик, окоченели. Он пожалел, что забыл дома теплые перчатки.
– Семнадцать минут, – послышался чей-то голос. Системы действуют нормально. Слежение ведется автоматически. До ПС восемь минут.
– ПС? – спросил Райан и тут же понял, что его голос звучит как-то странно. Было так холодно, что щеки совсем онемели.
– Поступление сигнала, – объяснил майор.
– Вы живете поблизости?
– Сорок миль отсюда, вон там. – Он указал куда-то рукой. – По местным стандартам совсем рядом. – Бруклинский акцент майора выдал причину ответа.
Именно этот офицер со степенью доктора из Университета Нью-Йорка в Стоуни-Брук и является виной всему происходящему, напомнил себе Райан. Майор, которому исполнилось только двадцать девять лет, ничуть не походил на офицера, тем более на боевого офицера. В Швейцарии его сравнивали бы с гномом – ростом едва ли пять футов семь дюймов, очень, почти болезненно, хулой, с угреватым костлявым лицом. Сейчас его глубоко посаженные
глаза были устремлены на ту часть горизонта, где вот-вот пролетит корабль многоразового использования «Дискавери». Райан подумал о документах, которые он прочитал по пути сюда, и вспомнил, что этот майор вряд ли знал, в какой цвет окрашены стены его гостиной. По сути дела он жил в Лос- Аламосской национальной лаборатории, прозванной ее сотрудниками «Горой». Он был первым в классе в Уэст-Пойнте и уже через два года защитил докторскую диссертацию по физике высоких энергий. Эта диссертация проходила под грифом «Совершенно секретно». Джек прочитал ее и не понял, зачем она была засекречена, – хотя и он сам защищал диссертацию, исследование майора объемом в двести страниц казалось ему написанным на каком-то непонятном языке. Про Алана Грегори уже ходили легенды, его сравнивали со Стивеном Хоукином из Кембриджа и Фримэном Дайсоном из Принстона. Впрочем, его имя было мало кому известно. Интересно, подумал Джек, неужели кому-то пришла в голову мысль засекретить и это?
– Вы готовы, майор Грегори? – спросил генерал-лейтенант ВВС. В голосе генерала звучало уважение. Действительно, Грегори не был рядовым майором.
