делили революционную страсть.
Знает ли об этом Гюнтер? Рассказала ему Петра или промолчала?
Может быть, и рассказала. Это не имело значения. Бок был другим человеком, не таким, как араб, для которого подобное стало бы кровной обидой. Европейцы вообще удивительно равнодушно относятся к подобному. Это изумляло Куати, но в мире было много странных вещей. Бок — настоящий друг. В этом он не сомневался. В душе Гюнтера горело такое же чистое и жаркое пламя, как и у самого Куати. Жаль, что события в Европе сделали жизнь его друга такой невыносимой. Его женщина в тюрьме. Дети украдены и переданы другой семье. При одной мысли об этом кровь леденела у него в жилах. Они поступили глупо, что решили иметь детей. Сам Куати не был женат и редко бывал в компании женщин. В Ливане десять лет назад — столько европейских девушек, некоторые совсем молоденькие. Он вспоминал их с грустной улыбкой. Такие страстные, стремились продемонстрировать свою преданность общему делу, вели себя так, как не решится ни одна арабская девушка. Он знал, что они наслаждались его телом точно так же, как он получал удовольствие от них. Но тогда Куати был моложе и в нём пылал страстный огонь молодости.
Эти чувства остались в прошлом. Интересно, вернутся ли они когда-нибудь? Хотелось бы. Но больше всего он надеялся на то, что хоть немного оправится и у него хватит сил для последнего дела.
Врач сказал, что лечение проходит успешно, что Куати переносит его намного лучше остальных. Если он всегда испытывает усталость, если время от времени его застигают приступы тяжёлой рвоты — он всё равно не должен отчаиваться. Это нормально — нет, даже нормальное положение вещей не бывает таким хорошим. Во время каждого визита доктор заверял его, что есть надежда на полное выздоровление. Это не просто слова, которые говорит каждый врач, чтобы ободрить своего пациента, сказал ему доктор на прошлой неделе. У него действительно дела идут неплохо и есть отличные шансы. Куати был уверен — самое важное знать, ради чего живёшь. У него есть цель. Именно это, подумал он, придаёт мне сил.
— Как у вас дела?
— Продолжайте действовать, — ответил доктор Кабот по закрытой спутниковой линии. — У Чарли произошло кровоизлияние в мозг. — Наступила пауза. — Может быть, это лучшее, что могло случиться с беднягой.
— Лиз Эллиот заняла его должность?
— Да.
Райан крепко сжал губы, словно только что принял особенно горькое лекарство. Он взглянул на часы. Кабот встал сегодня особенно рано, чтобы связаться с ним и передать инструкции. Нельзя сказать, что он был в особенно приятельских отношениях со своим боссом, но важность предстоящей миссии заставляла его забыть об этом. Может быть, то же самое будет и с Э. Э., подумал Райан.
— Ну что ж, босс, я вылетаю через девяносто минут, и мы начнём переговоры одновременно в соответствии с планом.
— Счастливо, Джек.
— Спасибо, директор. — Райан нажал кнопку выключения линии на специальном телефонном аппарате, вышел из центра связи и вернулся к себе в комнату. Чемодан был уже приготовлен. Оставалось одно — повязать галстук. Плащ Райан перекинул через плечо. Надевать его он не стал — слишком жарко, а там, куда он летит, ещё жарче. Там ему придётся ходить в костюме. От него этого ожидали — одно из странных правил поведения при официальных переговорах: максимальная степень неудобства для достижения соответствующего уровня хорошего тона. Райан взял чемодан и вышел из комнаты.
— Сравним время на наших часах? — Адлер ждал его в коридоре с улыбкой на губах.
— Боюсь, Скотт, в этом нет необходимости.
— И всё-таки в этом есть смысл… какой-то.
— Пожалуй. Ну, мне пора. Нужно успеть на самолёт.
— Без тебя он не улетит, — напомнил Адлер.
— Одно из преимуществ правительственной службы, верно? — Райан посмотрел в обе стороны коридора. Он был пуст, хотя Джека не оставляла мысль, что израильтяне установили здесь подслушивающие устройства. Но если и так, то музыка, льющаяся из динамиков, заглушит их жучки.
— Как ты думаешь?
— Равные шансы.
— Ты действительно такой оптимист?
— Да, — улыбнулся Адлер. — Это именно то, что требовалось.
Тебе пришла в голову отличная мысль, Джек.
— Не только мне. Да никто и не поставит это мне в заслугу. Даже не узнают.
— Но мы-то знаем. Ну, за работу.
— Сообщи мне о результатах. Счастливо, Скотт.
— Думаю, что «мазельтов» подходит больше. — Адлер пожал руку Райану. — Мягкой посадки.
Посольский лимузин доставил Райана прямо к трапу самолёта, двигатели которого уже работали. Им немедленно дали разрешение на взлёт, и самолёт оторвался от дорожки менее чем через пять минут после того, как Райан расположился в его салоне. VC-20 устремился на юг, вдоль вытянувшегося Израиля, похожего очертаниями на кинжал, затем через залив Акаба и в воздушное пространство Саудовской Аравии.
Как всегда, Райан смотрел в иллюминатор. Он ещё раз подумал о том, что ему предстояло выполнить, но всё это было отработано неоднократно в течение прошлой недели, и потому его мозг не спеша пробегал по основным пунктам переговоров, пока Райан глядел на проносящийся далеко внизу пейзаж. Воздух был чист, небо безоблачно, и самолёт летел над голой пустыней из песка и камней. Если приземистые кусты и придавали ей какой-то цвет, они были слишком малы, чтобы различать их по отдельности, и в целом создавалось впечатление небритого лица. Джек знал, что большая часть Израиля выглядит именно так, не исключая Синая, где происходили все ожесточённые танковые сражения, и не мог понять, почему люди умирают, защищая такую землю. Но люди сражались за неё на протяжении почти всего периода своего существования на планете. Первые настоящие войны велись здесь — и не прекращались. По крайней мере пока.
Эр-Рияд, столица Саудовской Аравии, находится почти в самом центре страны, которая по размеру равняется территории Соединённых Штатов к востоку от Миссисипи. Правительственный самолёт быстро снизился прямо к посадочной дорожке, поскольку воздушное движение здесь не было особенно оживлённым. Погода была отличной, поэтому пилот плавно зашёл на посадку в международном аэропорте Эр-Рияда. Ещё через несколько минут самолёт подкатил к грузовому вокзалу, и стюард распахнул передний люк.
После двухчасового пребывания в прохладном кондиционированном воздухе самолёта Джеку показалось, что на него пахнуло жаром раскалённой печи. Температура в тени превышала 45 градусов — но тени не было. Солнечные лучи отражались от бетонной поверхности аэродрома, как от зеркала, причём с такой силой, что жгли лицо. Райана встречали советник-посланник посольства США и группа телохранителей. Через несколько секунд он сидел внутри очередного посольского лимузина.
— Как долетели? — спросил заместитель посла.
— Неплохо. Все подготовлено?
— Да, сэр.
Приятно, когда тебя называют «сэр», подумал Джек.
— Ну что ж, за работу.
— Я получил указание проводить вас до самой двери.
— Совершенно верно.
— Вам, наверно, будет интересно, что никто из прессы к нам не обращался. Вашингтон сохраняет происходящее в полной тайне.
— Часов через пять все изменится.
Эр-Рияд выглядел чистым городом, хотя и резко отличался от западных столиц. Контраст с израильскими городами был поразителен. Почти все здесь казалось новым. Всего в двух часах, но зато самолётом. Этот город никогда не был перекрёстком цивилизаций, как Палестина. Древние торговые пути далеко обходили Аравию с её свирепой жарой. Несмотря на то что прибрежное рыболовство и торговые города процветали на протяжении тысячелетий, кочевые народы внутри полуострова вели полуголодное существование,
