предпринимают что-то, чтобы ослабить воздействие политического взрыва, вызванного бойней на Храмовой горе, а саудовцы лижут им пятки, словно болонки. Никакие договоры, никакие соглашения не смогут оказать влияние на борьбу палестинцев за свободу. Да и я скоро почувствую себя лучше, подумал Куати.
— Это неважно. Сообщи мне, когда узнаешь что-то определённое.
Госн понял, что разговор окончен, и вышел. Здоровье командира беспокоило его. Куати серьёзно болен — это он узнал у своего зятя. — но насколько тяжела его болезнь? Как бы то ни было, пора приниматься за работу.
Мастерская выглядела полуразвалившимся сараем с деревянными стенками и крышей из рифлёного железа. Если бы она походила на что-то более солидное, пилот какого-нибудь израильского истребителя- бомбардировщика F-16 уже давно уничтожил бы её.
Бомба — Госн все ещё думал о ней как о бомбе — лежала на глиняном полу. А-образная опора — подобно тем, что используются для погрузки тяжёлых предметов, — была установлена вчера в соответствии с его указаниями, чтобы он мог передвигать бомбу в случае необходимости. Госн включил свет — он любил работать в ярко освещённом помещении — и посмотрел на… бомбу.
Но почему я называю этот предмет бомбой? — спросил он себя. Госн покачал головой. Начинать нужно с люка, это ясно. Работа предстояла трудная. При ударе о землю наружная оболочка бомбы деформировалась и петли люков внутри её были, несомненно, повреждены… Но у него достаточно времени.
Госн выбрал в ящике с инструментами отвёртку и принялся за работу.
Президент Фаулер проснулся поздно. Усталость от полёта ещё не прошла, и… он едва не засмеялся, глядя на себя в зеркало. Боже мой, три раза — меньше чем за двадцать четыре часа… верно? Он попытался сделать мысленные расчёты, но понял, что такое усилие ему по плечу лишь после утреннего кофе. Как бы то ни было, три раза с относительно небольшими перерывами. Такое не удавалось ему вот уже сколько времени! Зато он сумел отдохнуть. Его тело после душа казалось лёгким и полным сил, а бритва, снимающая крем с его лица, открывала мужчину с молодыми, тонкими чертами, соответствовавшими огню в его глазах. Ещё через три минуты он выбрал полосатый галстук, гармонирующий с белой рубашкой и серым костюмом. Сегодня он должен быть одет серьёзно, но не мрачно. Пусть духовные лица ослепляют телевизионные камеры блеском своего красного шелка. Его речь произведёт ещё большее впечатление, если её произнесёт хорошо, со вкусом одетый бизнесмен-политик — таким был его политический образ, несмотря на то что он никогда в жизни не руководил частным бизнесом. Он серьёзный человек, этот Боб Фаулер, — вышел из народа, конечно; но всё-таки серьёзный человек, на которого можно положиться, который всегда поступит правильно.
Сегодня я уж непременно продемонстрирую это, заметил про себя президент Соединённых Штатов, заглядывая в ещё одно зеркало, чтобы проверить, как повязан галстук. Послышался стук в дверь, и он повернул голову.
— Заходите.
— Доброе утро, господин президент, — произнёс специальный агент Коннор.
— Привет, Пит. Как жизнь? — Фаулер снова повернулся к зеркалу. Узел выглядел не так, как ему хотелось, и он принялся завязывать галстук снова.
— Отлично, сэр. Спасибо. Сегодня на улице такая прекрасная погода.
— Жаль, что тебе и твоим сотрудникам приходится столько трудиться. Мало спите и никогда не видите красоты мест, куда мы приезжаем. Тут и моя вина, правда? — Вот так, решил Фаулер, теперь все хорошо.
— Ничего страшного, господин президент. Мы все добровольцы. Что заказать на завтрак, сэр?
— Доброе утро, господин президент! — Из-за спины Коннора показалась доктор Эллиот. — Вот и пришёл этот день!
Боб Фаулер посмотрел на неё с улыбкой.
— Верно, пришёл. Позавтракаешь со мной, Элизабет?
— С удовольствием. У меня есть кое-какие материалы — займёт немного времени на этот раз.
— Пит, завтрак на двоих… и пусть кладут побольше. Я голоден.
— Мне только кофе, — произнесла Элизабет, обращаясь к агенту. Коннор обратил внимание на её тон, но только согласно кивнул и вышел. — Боб, ты выглядишь просто великолепно.
— Ты тоже, Элизабет. — Это было сущей правдой. Она надела свой самый дорогой костюм, женственный и в то же время достаточно серьёзный.
Доктор Эллиот опустилась в кресло и открыла папку.
— По мнению ЦРУ, японцы что-то задумали, — сказала она после обычного утреннего брифинга.
— Что именно?
— По словам Райана, до них донёсся только отзвук, какой-то слух о чём-то в следующем раунде переговоров о торговле. Цитируют слова премьер-министра, который произнёс резкие слова в наш адрес.
— А если точнее?
— «Нас лишили заслуженно принадлежащего нам места в мире в последний раз, и я расквитаюсь с ними за это», — процитировала доктор Эллиот. — Райан считает, что это очень важно.
— Как считаешь ты?
— Думаю, у Райана опять приступ мании преследования. Его лишили возможности принять участие в заключительном этапе работы над договором, вот он и решил продемонстрировать свою важность. Маркус согласен с такой оценкой, но всё-таки послал это сообщение, чтобы проявить беспристрастность, — закончила Элизабет подчёркнуто ироничным тоном.
— Кабот не оправдал наших надежд, верно? — Фаулер бегло просмотрел документы.
— Он не сумел показать своим подчинённым, кто босс в его ведомстве. Бюрократы запутали его в своих сетях, особенно Райан.
— Неужели он так не нравится тебе? — спросил президент.
— Он слишком высокомерен. Он…
— Элизабет, Райан имеет крупные заслуги. Он тоже не нравится мне как человек, но как разведчик он провёл много операций и блестяще справился с ними.
— Райан — это атавизм, Боб. Джеймс Бонд — по крайней мере так он считает. Хорошо, — согласилась Эллиот, — у него немало заслуг, но ведь все они в прошлом. Сейчас нам нужны люди с более широким взглядом на положение в мире.
— Конгресс не согласится с таким мнением, — заметил президент, и в это время в комнату вкатили столик с завтраком. Пищу заранее проверили и убедились, что в ней отсутствуют радиоактивные вещества, подслушивающие устройства и яды. Кроме того, специально подготовленные собаки установили, что в ней нет и взрывчатых веществ, — что, подумал президент, было очень непросто для собак, которые, наверно, тоже любили сосиски.
— Можете идти, мы обслужим себя сами. — Президент отпустил стюарда, прежде чем продолжить. — Он нравится им, Элизабет. Конгресс в восторге от Райана, в полном восторге. — Фаулер мог не добавлять, что Райан как заместитель директора Центрального разведывательного управления, хотя и был назначен на эту должность президентом, прошёл утверждение в сенате США. — Таких людей трудно уволить. Для этого нужны веские основания.
— Мне это совершенно непонятно. Особенно позиция Трента. Почему именно он так защищает Райана?
— А ты бы спросила его, — предложил Фаулер, окуная оладьи в масло.
— Я так и сделала. Он танцевал вокруг моего вопроса, так и не ответив по существу, подобно прима- балерине.
Президент расхохотался.
— Боже мой, женщина, что если кто-нибудь услышит тебя!
— Роберт, мы оба одобряем сексуальные вкусы почтенного мистера Трента, но он чопорный сукин сын, и мы это тоже знаем.
— Это правда, — вынужден был согласиться Фаулер. — Но что ты хочешь этим сказать, Элизабет?
— Пора Каботу поставить Райана на место.
— Насколько повлияла на твоё мнение роль Райана в идее договора?
