вторые и включил свет. В его распоряжении три минуты. Он почти надеялся, что Бретт Хансон запер документ в сейфе. В этом случае он уж точно потерпит неудачу, поскольку только Бретт, два его помощника и начальник службы безопасности Государственного департамента знают комбинацию, а замок сейфа снабжён устройством, подающим сигнал тревоги при первой же не правильно сделанной попытке открыть его. Однако Бретт был джентльменом и к тому же весьма рассеянным. Он всегда, с одной стороны, доверял окружающим, а с другой — отличался забывчивостью, относился к числу тех людей, которые никогда не запирают автомобиль или даже двери собственного дома, если о том не напомнит жена. Если документ не в сейфе, он может лежать только в одном из двух мест. Ратледж выдвинул центральный ящик письменного стола и увидел обычную беспорядочную кучу карандашей, дешёвых шариковых ручек (Бретт постоянно терял их) и скрепок для бумаг. Минула минута, пока Ратледж шарил в ящике. Ничего. Он едва не вздохнул с облегчением, но затем посмотрел на поверхность стола и едва не засмеялся. Документ лежал на самой середине, небрежно вложенный в кожаную папку, простой белый конверт, адресованный государственному секретарю, но без регистрационного штампа секретариата. Ратледж достал его из папки, осторожно держа за края. Не заклеен. Он вытащил из конверта лист бумаги, содержащий два напечатанных параграфа. И тут его охватила дрожь. До сих пор все, что он делал, имело только теоретическое значение. Он ещё мог вложить лист бумаги в конверт, забыть о том, что был в кабинете госсекретаря, забыть о телефонном звонке, забыть обо всём. Прошло две минуты.
Написал ли Бретт расписку в получении письма? Вряд ли. И в этом он оставался джентльменом. Он не стал бы так унижать Эда. Эд Келти поступил благородно, написав прошение об отставке, и Бретт так же честно отреагировал на это. С печальным выражением лица государственный секретарь пожал бы руку бывшему вице-президенту, и на этом всё закончилось бы. Прошло две минуты пятнадцать секунд.
Время принимать решение. Ратледж сунул письмо в карман пиджака, подошёл к двери, выключил свет в кабинете и вышел в коридор, остановившись рядом с дверью собственного кабинета. Здесь он подождал полминуты.
— Привет, Джордж.
— Здравствуйте, мистер Ратледж.
— Я только что послал Уолли вниз за кофе.
— Хорошая мысль, сэр. Какая ужасная трагедия. Это правда, что…
— Боюсь, что правда. Бретт погиб, наверно, вместе со всеми остальными.
— Проклятье.
— Было бы неплохо запереть его кабинет. Я только что проверил дверь и…
— Совершенно верно, сэр. — Джордж Армитидж достал из кармана связку ключей и нашёл ключ от кабинета государственного секретаря. — Он всегда такой…
— Я знаю, — кивнул Ратледж.
— Вы не поверите, сэр, но пару недель назад я обнаружил, что его сейф открыт. То есть он закрыл дверцу, но забыл повернуть диск комбинационного замка. — Охранник печально покачал головой. — По- видимому, его никогда не обворовывали…
— Это одна из главных проблем безопасности, — согласился заместитель государственного секретаря по политическим вопросам. — Высшие чиновники никогда не обращают на неё внимания.
Какое прекрасное зрелище. Кто сделал это? Наивный вопрос. Телевизионные репортёры за неимением лучшего неизменно направляли свои камеры на вертикальный киль хвостового оперения. Он хорошо знал, какой авиакомпании принадлежит этот характерный опознавательный знак, потому что когда-то принимал участие в операции, в результате которой был взорван авиалайнер с красным журавлём на вертикальном киле. Сейчас он едва не пожалел о случившемся тогда, но этому мешала зависть. В конце концов, это вопрос самолюбия. Ведь он являлся одним из самых знаменитых в мире террористов. Этим словом он сам пользовался обычно только в мыслях, и только находясь здесь, в этом уединённом месте, он с наслаждением позволил себе произнести его вслух. Подобный террористический акт должен был совершить именно он, а не какой-то дилетант. Да, это работа именно дилетанта. Со временем он узнает его имя и всё остальное, что его интересует, — узнает из телевизионных передач. Ирония этого была поразительна. С младых ногтей он посвятил жизнь изучению политического терроризма и его практическому применению. Он непрерывно думал об этом, учился этому, тщательно готовился к каждому террористическому акту и затем осуществлял его — сначала в качестве рядового исполнителя, а позже — разработчика и руководителя операций. Так почему же все случилось именно так? Какой-то дилетант превзошёл его, оставил позади весь тайный мир, к которому он принадлежал. Сейчас он испытывал бы неловкость, но элегантность грандиозной операции затмевала подобные чувства.
Его тренированный ум быстро, подобно компьютеру, рассчитал возможные комбинации. Операцию провёл один человек. Может быть, два. Но, вероятнее всего, один. Как всегда, подумал он с лёгкой улыбкой на тонких, туго сжатых губах, один человек, готовый умереть, принести себя в жертву ради торжества Правого Дела, какому бы он делу не служил, может превзойти по мощи целую армию. В данном случае этот человек владел особыми навыками и получил доступ к специальным средствам — и первым и вторым он воспользовался с предельной эффективностью.
Случившееся можно объяснить везением, как это нередко бывает в тех случаях, когда террористический акт осуществляется в одиночку. Одному человеку нетрудно хранить тайну. Он покачал головой. Ему постоянно приходится сталкиваться с подобной проблемой. Самое сложное в его деле — найти надёжных исполнителей, людей, на которых можно положиться, которые не будут хвастать или посвящать других в доверенные им секреты, которые разделяют его точку зрения на своё предназначение, обладают внутренней дисциплиной и готовы рисковать жизнью. Последнее требование было самым главным, лишь оно открывало доступ к предстоящей операции. Когда-то он легко вербовал таких людей, но теперь найти соратников, стремящихся изменить мир, становилось все труднее. Источник, из которого он черпал кандидатов, мельчал, и глупо это отрицать. Подлинно преданных людей с каждым годом становилось меньше.
Будучи умнее, хитрее и дальновиднее своих современников, он был вынужден в своё время участвовать в трех крупных операциях, и хотя самообладание позволило ему успешно выйти из них живым, он не хотел, чтобы это повторилось. Террористические акты в конце концов всегда крайне опасны. Нельзя сказать, что он боялся последствий, нет — просто погибший террорист так же мёртв, как и его жертвы, а мертвецы уже не способны выполнять свою миссию. Он был готов рискнуть жизнью, но слава мученика не привлекала его. Ему хотелось одержать победу, извлечь выгоду из своих действий, получить признание как вождя, освободителя, завоевателя, войти в учебники истории для будущих поколений чем-то большим, чем простое упоминание в сноске. Успешный террористический акт, показанный сейчас по телевидению, запомнится большинству людей, как нечто ужасное, не как поступок человека, а скорее как природный катаклизм, поскольку при всём своём изяществе исполнения поступок этого человека не принёс никакой политической выгоды. К тому же это был отчаянный шаг фанатика. Одного везения недостаточно, необходимы причина и соответствующее следствие. А успешный террористический акт вроде этого приносит пользу лишь в том случае, если ведёт к чему-то более значительному, а в данном случае он явно не отвечает этим требованиям. Очень жаль. Редко случается, чтобы…
Нет, подумал мужчина, протянув руку к стакану с апельсиновым соком. Он сделал глоток и подумал, прежде чем вернуться к теме своих рассуждений. Редко ли? Да такого просто ещё не бывало. Он вспомнил, возвращаясь к истории, что в прошлом асасины[3] были способны свергнуть или по крайней мере обезглавить правительство, однако тогда для этого требовалось устранить всего лишь одного человека, и при всём фанатизме этих обитателей горной крепости современный мир оказался бы для них слишком сложным. Стоит убить президента или премьер-министра, даже одного из ещё оставшихся королей, по желанию народа продолжающего сидеть на троне, и вакантное место туг же займёт другой. Как это случилось, по-видимому, и в данном случае. Однако сейчас ситуация в Америке резко изменилась. За спиной нового президента нет кабинета министров, члены которого готовы выступить единым фронтом в его поддержку, выразить гнев из-за случившегося, солидарность, решительность и последовательность в проводимой политике. Если бы к тому моменту, когда самолёт врезался в здание Конгресса, было подготовлен? нечто более значительное и важное, то столь поразительное событие стало бы ещё прекраснее. Теперь это уже нельзя изменить, но, как часто происходит в таких случаях, можно многому научиться как на успехах, так и на неудачах, а последствия этого террористического акта,
