офицером нашего уровня.
– Да, его бригада выглядит совсем неплохо. Он получит звезду бригадного генерала в ближайшее время.
– Пожалуй, его время пришло, – согласился Мастертон.
– О'кей, покажи мне свои планы для учений Второй бригады на фермерских полях… завтра?
– Наброски готовы, сэр. – Мастертон кивнул и направился в свой кабинет.
– Насколько твёрдой должна быть наша позиция? – спросил Клифф Ратледж.
– Понимаешь, – ответил Адлер, – я только что говорил по телефону с президентом, и он сказал, что ему нужно, а наша задача заключается в том, чтобы сделать это для него.
– Это ошибка, Скотт, – предостерёг его заместитель Государственного секретаря.
– Ошибка или нет, мы выполним указания президента.
– Это верно, но Пекин вёл себя очень лояльно и не вмешивался, когда мы признали Тайвань. Пожалуй, сейчас не время слишком сильно давить на них.
– В этот момент, когда мы разговариваем, сокращается число рабочих мест в Америке из-за их политики в сфере торговли, – напомнил Адлер. – Иногда умеренная политика заходит настолько далеко, что её уже нельзя терпеть.
– Полагаю, что решение об этом принимает Райан, а?
– Так сказано в Конституции.
– И я должен встретиться с китайской делегацией на переговорах?
Государственный секретарь кивнул.
– Совершенно верно. Через четыре дня. Подготовь документы, определяющие нашу позицию, и покажи мне перед тем, как мы представим её китайской делегации. Я хочу, чтобы они поняли – время шуток прошло. Торговый дефицит должен сократиться, причём как можно быстрее. Они не могут получать от нас столько денег и тратить их где-то в другом месте.
– Но они не могут закупать у нас военное снаряжение, – заметил Ратледж.
– А зачем им вообще нужно все это вооружение? – задал риторический вопрос Адлер. – У них так много внешних врагов?
– Они заявляют, что национальная безопасность – это их дело.
– Тогда мы ответим, что наша экономическая безопасность – наше дело, и они ничем нам не помогают в этом. – Это означало, что КНР делается намёк на то, что они, похоже, готовятся к войне – но с кем и является ли это благом для мира? Ратледж задаст этот вопрос с намеренным хладнокровием.
Ратледж встал.
– Я ознакомлю их с нашей позицией. Я не совсем согласен с ней, но от меня и не требуется этого, верно?
– Опять правильно. – Адлеру не нравился Ратледж. Его карьера в Государственном департаменте была обязана скорее политике, чем заслужена профессиональной деятельностью. Например, он поддерживал близкие отношения с бывшим вице-президентом Келти, но когда решился вопрос с отставкой вице- президента, Клифф отряхнул свой пиджак с удивительной быстротой. Скорее всего он не продвинется дальше в Государственном департаменте. К настоящему моменту он уже продвинулся так высоко, как только мог, не имея по-настоящему серьёзной политической поддержки – скажем, преподавания в школе Кеннеди Гарвардского университета, где дипломат преподавал и одновременно выступал по телевидению PBS с вечерними новостями. Там он ожидал, когда его заметит политический деятель, будущий претендент на высокую должность. Но это в случае, если повезёт. Ратледж поднялся выше, чем позволяли его профессиональные заслуги. Вместе со своей должностью он получал приличное жалованье и немалый престиж на вашингтонских вечеринках, где он стоял в списке «А» приглашённых. Это означало, что после ухода с правительственной службы он увеличит свой доход на целый порядок, став консультантом какой- нибудь фирмы. Адлер знал, что он может поступить так же, но не собирался делать этого. Скорее всего он возглавит школу Флетчера в университете Тафта и будет передавать накопленные знания новому поколению будущих дипломатов. Он был слишком молод для настоящего ухода на пенсию. Правда, для Государственного секретаря правительственная жизнь после смерти – ухода с этого поста – значила мало, так что учёный мир примет его с готовностью. К тому же время от времени он будет консультировать заинтересованные фирмы, писать статьи в газетах, где он станет исполнять роль старого и мудрого государственного деятеля.
– Тогда я возьмусь за работу. – Ратледж вышел из кабинета Государственного секретаря и пошёл в свой кабинет на том же седьмом этаже.