убитого, которая, наверно, любила его. Сержант Янг положил телефонную трубку и решил сообщить ей эту новость.
– Тело Ю Фа Ана было кремировано, и пепел высыпан в реку, товарищ.
– Но это жестоко! – вспылил Вен. Чунь была слишком потрясена, чтобы произнести что-нибудь.
– Больше ничем не могу помочь, – сказал Янг и вернулся к своей канцелярской работе, надеясь, что они уйдут.
– Где мой муж? – выпалила Ю Чунь после тридцати секунд молчания.
– Тело вашего мужа было кремировано, и пепел высыпан в реку, – повторил Янг, не поднимая головы, потому что он не хотел видеть глаза женщины при таких обстоятельствах. – Больше я ничем не могу помочь вам. Прошу вас покинуть полицейский участок.
– Мне нужно тело моего мужа! – настаивала женщина.
– Ваш муж мёртв, и его тело кремировано. Уходите! – произнёс в ответ сержант Янг, надеясь, что она уйдёт и позволит ему вернуться к бланкам.
– Мне нужен мой муж! – Теперь её голос звучал громче, и глаза присутствующих в вестибюле повернулись в её сторону.
– Его больше нет, Чунь, – сказал ей Вен Зонг, беря её под руку и направляя к выходу. – Пошли, мы будем молиться за него перед вашим домом.
– Но почему они – я хочу сказать, почему он – и почему они… – За последние сутки её постигло столько несчастий, что Ю Чунь, несмотря на ночной сон, не понимала, что происходит вокруг. Её муж, с которым она жила больше двадцати лет, исчез, а теперь она даже не может увидеть урну с его прахом? Это было слишком много для женщины, которая ни разу за всю жизнь не сталкивалась на улице с полицейским. Она не сделала ничего плохого, не совершила ни одного поступка против государства – за исключением, может быть, того, что вышла замуж за христианина, – но разве это преступление?
Разве кто-то из них, любой прихожанин, принимал участие в заговоре против государства? Нет. Неужели кто-то совершил проступок, нарушающий уголовный или гражданский закон? Нет. Тогда почему её постигло это ужасное несчастье? Она чувствовала, словно её раздавил невидимый грузовик, когда она пересекала улицу, но потом пришла к выводу, что сама виновата в собственных несчастьях. Позади невидимого грузовика мчался ещё один, более безжалостный, чем первый.
Она была бессильна что-нибудь предпринять, ей было не к кому обратиться, никаких легальных методов или каких-нибудь других. Они даже не могли войти в её дом, гостиная которого так часто служила им церковью, не могли собраться там, чтобы помолиться за душу Ю и вознести молитву господу, умоляя его отнестись к ним с милосердием и помочь им. Вместо этого они будут молиться… где? – подумала она.
Не надо спешить, следует делать шаг за шагом. Вместе с Веном они вышли из полицейского участка, ускользая от глаз, которые смотрели на них, будто давили. Глаза и их напор скоро остались позади, но солнце на улице словно опять начало давить на них, обжигать в этот день, который должен быть днём мира и молитвы Господу, чьё милосердие не было сейчас слишком уж заметно. Вместо этого яркое солнце светило сквозь её веки, принося с собой ненужное сияние в темноту, которая могла заменить ей мир. У неё был билет на рейс в Гонконг и оттуда в Тайбей, где она могла по крайней мере выплакаться в присутствии матери, которая ожидала прихода смерти, потому что ей было за девяносто лет.
Для Барри Вайса день уже давно начался. В письме, полученном по электронной почте, его коллеги в Атланте превозносили его до небес за предыдущую передачу. Возможно, получишь ещё одну «Эмми», говорили они. Вайс любил получать призы, но не они были стимулом для его работы. Стимул заключался в том, что он делал. Он даже не мог сказать, что работа ему нравилась, потому что новости, которые он передавал в Атланту, редко были хорошими или приятными. Это просто была его работа, которую он выбрал. Если и был аспект работы, который ему действительно нравился, так это новизна. Подобно тому, как люди просыпались утром, думая о том, что они увидят на CNN, начиная от результатов матчей по бейсболу до казней, так и он просыпался каждое утро, думая о том, что передать своей аудитории. Часто у него уже было представление о том, где находится его будущий сюжет и, в основных чертах, из чего он будет состоять, но и в этом у него не было уверенности, и новизна была увлекательным приключением. Он научился верить своим инстинктам, хотя не понимал, откуда они возникают. Сегодня его инстинкты напомнили ему, что один из священников, которого застрелили на его глазах, говорил, что у него есть жена и сейчас она на Тайване. Может быть, она уже вернулась? Стоило попробовать. Он попытался запросить Атланту, какова реакция Ватикана, но это относится к сфере деятельности римского бюро. Самолёт с телом кардинала ДиМило летел сейчас в Италию, где кто-то из CNN сделает из прибытия тела кардинала настоящую сенсацию в прямом эфире и записывая на плёнку, которую покажут всему миру по крайней мере раз десять.
В номере отеля стояла кофеварка, и он заварил собственный кофе из кофейных зёрен, которые стащил из офиса пекинского бюро CNN. Он, как и многие другие, считал, что кофе помогает ему думать.
Итак, размышлял Барри, тело итальянского кардинала уложили в гроб и погрузили на авиалайнер «Алиталии» «Боинг-747». Сейчас он летит, наверно, где-нибудь над Афганистаном. Но как относительно китайского священника, баптистского пастора, который получил пулю в лоб? У него был приход, и он сказал, что женат. Если это так, то у него где-то есть жена и она захочет получить тело мужа, чтобы похоронить его. Так что он, по крайней мере, может попытаться взять у неё интервью… это будет хорошим продолжением предыдущей передачи и позволит Атланте ещё раз прокрутить ленту с убийствами. Барри не сомневался, что Пекин уже вписал его в свой список дерьмовых гостей, ну и хрен с ними, подумал Вайс, отпивая глоток «Старбакс», не такое уж это удовольствие находиться здесь. Эти парни – настоящие расисты. Даже прохожие на улице шарахались в сторону при виде его тёмной кожи. Даже Бирмингэм при Булле Конноре не относился к чернокожим американцам как к инопланетянам с какой-то далёкой звезды. Здесь все выглядели одинаково, одевались одинаково, говорили одинаково. Черт побери, им нужны чернокожие для того, чтобы добавить разнообразия. Да прибавить нескольких шведских блондинок и, может быть, десяток итальянцев, чтобы основать приличный ресторан…
Но его работа не заключалась в приобщении мира к цивилизации, он должен просто говорить людям, что в этом мире происходит. Сегодня он вместе со своим спутниковым минивэном поедет обратно к дому преподобного Ю Фа Ана. У него было предчувствие, не больше этого. Но предчувствия редко подводили его.
У Райана был ещё один свободный вечер, и он наслаждался свободой. Следующий вечер будет иным. Ему придётся выступить с ещё одной проклятой речью по иностранной политике. Почему бы ему просто не сообщить о своей иностранной политике в комнате для пресс-конференций и покончить с этим? Но никто ещё не предлагал ему подобное, а он не спрашивал из страха выглядеть дураком (снова) перед Арни. Но делается это сейчас именно так. Его речь и тема выступления не имели никакого отношения к составу аудитории, к которой он обращается. Неужели нет более разумного способа сообщить миру, о чём он
