вспомнила инспектора Глусо и его слугу.
Хван низко поклонился, а Доналд обнял жену за талию, притянул к себе и поцеловал.
– Представление не предназначалось для твоих глаз, – объяснил Доналд, чиркая спичкой и наконец-то разжигая трубку. Он бросил взгляд на цифровые часы над баром. – Я думал, что через пятнадцать минут встречу тебя на трибуне.
– Не через, а пятнадцать минут назад. Доналд непонимающе смотрел на Сунджи.
– Мы должны были встретиться пятнадцать минут назад. Доналд потупился и провел рукой по серебристым волосам.
– Прошу прощения, Сунджи. Мы с Кимом решили обменяться ужасными историями и тайными философскими воззрениями.
– Которые, как оказалось, во многом совпадают, – заметил Хван.
Сунджи улыбнулась.
– У меня такое ощущение, что за два года разлуки вы накопили много тем для разговора. – Она перевела взгляд на мужа. – Дорогой, если ты не наговорился или после официальной церемонии захочешь сразиться с Кимом какой-нибудь другой утварью, я могу отменить обед с родителями...
– Нет, – прервал ее Хван. – Не делайте этого. Сегодня мне нужно заняться анализом происшествий, и я буду занят до позднего вечера. Кроме того, я встречался с вашим отцом на свадьбе. Он – человек большой души. Как-нибудь я обязательно приеду в Вашингтон, тогда мы больше времени проведем вместе. Может быть, я даже найду в Америке жену, как Грег уже нашел самую красивую женщину в Корее.
Сунджи одарила Кима улыбкой.
– Должно быть, ему кто-то помог.
Хван подозвал бармена, распорядился, чтобы тот записал напитки на счет КЦРУ, потом поднял нож, положил его на стойку и повернулся к старому другу:
– На прощанье я должен сказать тебе, Грег, что мне тебя не хватало.
Доналд показал на нож:
– Спасибо.
Сунджи положила руку на плечо мужа. Доналд повернулся и погладил ее по щеке.
– Я говорю серьезно, – продолжал Хван. – Я часто думал о первых послевоенных годах, когда ты присматривал за мной. Если бы мои родители были живы, счастливее нашей семьи не было бы на всем свете.
Хван коротко поклонился и ушел. Доналд опустил голову. Сунджи проводила Хвана взглядом, потом снова положила руку на плечо мужа.
– В его глазах стояли слезы.
– Я видел.
– Он ушел, потому что не хотел ставить тебя в неловкое положение.
Доналд кивнул, потом перевел взгляд на жену – на женщину, которая не раз доказывала ему, что мудрость и молодость не всегда несовместимы... И что возраст – это не столько прожитые годы, сколько состояние души и ума.
Они вышли на залитую солнцем улицу.
– Этим он не похож на других, – сказал Доналд. – Ким мягок душой, но тверд в поступках. Юнгил Оа говорил, что такие люди защищены надежнее любой брони.
– Кто такой Юнгил Оа?
– Очень давно он работал в КЦРУ. Теперь я все чаще сожалею, что мне не представилась возможность узнать его лучше.
Оставляя за собой тонкий шлейф табачного дыма, Доналд вывел жену на широкую, всегда запруженную народом улицу Чонггичонно. Повернув на север, они направились к внушительному дворцу Куонгбок, воздвигнутому сравнительно недавно сразу за старым правительственным зданием, которое было сооружено в 1392 году и перестроено в 1867. Возле дворца они увидели длинную голубую трибуну для почетных гостей. Здесь должен был состояться скучнейший спектакль – чествование первого президента республики Южная Корея по поводу годовщины его избрания.
Глава 2
Вторник, 17 часов 30 минут, Сеул
Подвал предназначенного на снос отеля пропитался запахами тех, кто проводил здесь ночи. Тут стояла неотступная вонь – запах человеческого пота мешался с запахами мускуса и дешевого спиртного – этими запахами нищих и забытых, тех, для кого этот день, эта годовщина означала только возможность выпросить несколько лишних монет у зрителей. Хотя постоянные жильцы ушли на заработки, небольшая комната с кирпичными стенами не пустовала.
Мужчина приподнял створку окна, что находилось на уровне тротуара, и проскользнул в образовавшуюся щель, за ним последовали двое других. Десятью минутами раньше все трое еще были в многокомнатном номере отеля «Савой», снятом специально для осуществления операции. Там они переоделись в неприметные одежды и взяли по черной брезентовой сумке без наклеек. Двое обращались со своими сумками с величайшей осторожностью. Третий, с черной повязкой на глазу, прошел в тот угол, куда бездомные обитатели подвала собрали сломанные стулья и обноски, поставил свою сумку на старую деревянную школьную парту и расстегнул молнию.
Одноглазый извлек из сумки три пары ботинок и вручил каждому по паре.
Все трое быстро переобулись и спрятали снятые туфли в куче старой обуви. Одноглазый снова нырнул в
