несущейся по венам алой влаги. Бледные тела, тонущие во тьме; темные волосы, развеваемые ветром; алые ногти, царапающие белую рубашку; кровь на обнаженной шее и сетка голубых вен под кожей…
Когда она вонзила зубы в его тело, он пронзительно закричал. В книгах никто не кричал, но Колин вскрикнул. Он яростно забился, попытался вырваться, но она обхватила его ногами, рукой вцепилась в затылок. Она впилась в него как клещ. Он приподнялся, а затем рухнул на землю, и крики сменились хриплым бульканьем.
Потом Джен видела и чувствовала только кровь. Кровь хлынула ей в рот, горячая и соленая. Она почувствовала, что ее глаза закатываются, руки впились в спину Колина и мяли ее, как котенок, сосущий молоко, мнет лапами живот матери. Он еще пытался отбиваться, слабо пинал ее ногами, но это продолжалось недолго — сама того не подозревая, она перекусила ему сонную артерию. Колин потерял сознание через минуту, его тело обмякло и открытые остекленевшие глаза уставились в небо. Она этого не заметила и продолжала пить его кровь. Но кровь быстро закончилась. Внезапно жидкость перестала литься ей в рот, и она услышала причмокивание собственных губ на его сухой коже. Джен отпрянула, охваченная отвращением, и в ужасе взглянула на Колина. Его тело с вывернутыми руками и ногами лежало на земле, шея была выгнута под невероятным углом. Она протянула руку, прикоснулась к его локтю, отдернула пальцы. Его кожа была дряблой и на ощупь походила на бумагу; тело стало легким, словно мумия, и приобрело тусклый серо-желтый цвет.
— Колин… — прошептала Джен. — Колин?
Белки его глаз были забрызганы кровью. Шея превратилась в кровавое месиво, будто ее грызло какое-то животное. Это были не аккуратные отметины зубов — на горле зияла дыра с рваными краями. Одежда вся пропиталась кровью. Кровь была повсюду и на ее теле. Волосы липкими алыми сосульками свисали ей на плечи.
Но хуже всего было то, что она по-прежнему чувствовала голод…
Джен обхватила себя руками и завыла снова и снова. Ее крики породили эхо среди мертвой тишины кладбища, подобно пожарной сигнализации, включившейся в пустом доме. Она еще выла, когда кто-то подошел к ней сзади и обнял за плечи. Она услышала рядом чей-то голос, негромкий и успокаивающий.
— Джен, Джен, — говорила Гэбби, — все в порядке. Все хорошо. Пошли, я отведу тебя домой.
Родители Джен ждали их на кухне. Везде горел свет: все казалось белым, словно они находились внутри мраморного склепа. Отец стоял, прислонившись к кухонному столу, мать сидела за обеденным столом и не переставая вертела в руках чашку с остывшим кофе. Она подняла голову, когда вошли девушки; Гэбби вела за собой Джен, как послушного ребенка.
Увидев, что дочь вся в крови, мать побледнела.
— Джен… — прошептала она.
— Со мной все в порядке, — автоматически ответила Джен, но мать смотрела мимо нее, на свою племянницу.
— Что произошло? — спросила она Гэбби. — Она убила его?
— Да, он мертвее мертвого, — сказала Гэбби. — Колин. — Она указала на стул. — Сядь, Джен.
Джен села. Ее охватило чувство нереальности происходящего, будто она спала и видела сон, прекрасно сознавая, что спит. Она была в собственном доме, но на самом деле это был не ее дом. Это была ее кухня — и все-таки не ее. Это были ее родители — нет, тоже не ее. Слова, которые они и Гэбби говорили ей, не имели смысла.
— Где тело? — Это сказал ее отец, все еще опиравшийся на стол.
На его лице отсутствовало всякое выражение. Только сейчас Джен заметила у его ног вещевой мешок.
— На кладбище. У озера, — ответила Гэбби.
— Я об этом позабочусь.
Отец взял мешок, и Джен мельком увидела его содержимое — лопату, нож, бутылку с жидкостью для розжига. Инструменты. Не сводя взгляда с отца, она смотрела, как он похлопал мать по плечу и вышел через черный ход, тщательно заперев за собой дверь.
— Я ничего не понимаю, — тихо проговорила Джен, ни к кому не обращаясь и не ожидая ответа.
— Конечно, ты не понимаешь! — ответила Гэбби, и ее тон был необычно резким. — Ты ничего не знаешь! Как ты можешь понять?
— Габриэль, прошу тебя. — Мать Дженнифер поднялась. Она держалась очень прямо и смотрела на Гэбби устало и неодобрительно. — Сейчас не время.
Дженнифер в оцепенении смотрела, как мать снимает с крючка белое кухонное полотенце и мочит его под краном. Она подошла к дочери и осторожно смыла бурую корку с ее лица, счистила кровь, засохшую в уголках рта, промокнула пятна на руках. Белое полотенце стало розовым. Джен сидела молча, позволяя матери ухаживать за собой, словно она была маленьким ребенком, а отвратительная корка на ее теле — кетчупом или растаявшим красным мороженым.
— Он не был вампиром, — наконец выговорила Джен, глядя на окровавленное полотенце. — Правда?
— Конечно нет, — фыркнула Гэбби. — Он был просто глупым мальчишкой, который считал, что все эти готские штуки делают его сексуальнее. Это ты…
— Гэбби! — словно предупреждая об опасности, оборвала ее мать Джен.
— Он сказал, что я не такая, как все, — прошептала Джен. — Что я другая.
— Должно быть, он тебе очень сильно понравился, — сказала мать. — Человек каким-то образом чувствует, когда вампир желает его. И в нем зарождается ответное желание. — Она говорила сухо, деловито. — Таким образом вампирам легче искать добычу.
— Ты знала… — прошептала Джен. — Ты знала, кто я такая.
Мать мягко потрепала ее по щеке:
— Нет, я не знала. Я надеялась, что проклятие не коснулось тебя, как миновало Гэбби. Иногда оно пропускает одно или два поколения. Я даже осмеливалась надеяться, что оно больше не будет преследовать нашу семью. Я видела, через что пришлось пройти моей матери… — Она вздохнула. — Охота по ночам, вечный страх быть пойманной. Раньше твоему отцу приходилось убирать за ней. Вот почему мы переехали сюда. Чтобы избавиться от этого.
— Так вот почему вы не разрешали мне гулять с мальчиками, — догадалась Джен. — Не потому, что боялись за меня, а потому, что боялись за них.
— Мы знали, что если проклятие перешло к тебе и если ты стала… тем, кто ты есть, это проявится в подростковом возрасте. Когда у тебя возникнет интерес к мальчикам. Желание пить кровь связано с… со взрослыми чувствами. С романтическими чувствами.
«Она никак не может заставить себя произнести слово „секс', — сообразила Джен. — Несмотря на то, что я только что убила человека. Я сижу здесь, на кухне, вся в чужой крови, а она по-прежнему считает меня ребенком».
Джен обернулась к Гэбби, которая печально смотрела на нее. Кузина показалась ей такой угрюмой, несчастной и обыкновенной. Джен стало почти жаль ее.
— Значит, ты тоже знала, — обратилась она к кузине. — Знала, так?
— Моя мама рассказала мне о проклятии, когда поняла, что я обычный человек, — призналась Гэбби. — Сожалею, что не могла рассказать тебе. Но, честно говоря, я считала, что ты такая, как я. До того дня, как Бриджит заговорила о том, что Колин вампир, и я поняла, что ты увлеклась им. Это было ужасно, Джен.
— Гэбби предупредила нас о том, что происходит, — продолжала мать. — Это дало нам немного времени на подготовку. Сейчас ты не можешь себя контролировать, Джен. Поэтому тебе придется ненадолго переехать к бабушке — кто-то должен научить тебя, как жить с этим.
— Нет, я не поеду, — возразила Джен, отворачиваясь от матери. — Я никуда не уеду отсюда.
Мать явно встревожилась:
— Но мы знаем, что так будет лучше для тебя…
— Нет, не знаете, — сказала Джен. — Вы должны были рассказать мне обо всем раньше. Ты говоришь, что защищала меня, но ты меня подставила. Я убила Колина из-за тебя.
— Но если ты останешься здесь, в конце концов ты убьешь кого-нибудь еще.
