— И я ничем не смогу разубедить вас? — спросил он, почти смирившись.
— Ничем.
Жосс закрыл лицо руками.
— Что ж, хорошо.
— Вы пойдете со мной?
Она спросила так, словно с трудом могла поверить в это.
Жосс опустил руки и взглянул на нее.
— Да.
Он не был уверен до конца, но ему показалось, что в глазах аббатисы промелькнуло облегчение.
Элевайз подозревала, что Жосс не сдастся, не сделав еще одну попытку отговорить ее, и не ошиблась. Он ничего не сказал ей ни за вечерней трапезой — памятуя о предстоящем ночном походе, она распорядилась, чтобы им подали по хорошей порции тушеного кролика с овощами, — ни потом, в уединении ее комнаты, где они для храбрости выпили по кружке вина. Все это время их спокойный разговор напоминал беседу хорошо воспитанных путников, которые случайно встретились в дороге.
Потом она извинилась и отправилась в церковь на Повечерие. Во время молитвы аббатиса прилагала все усилия, чтобы отрешиться от мыслей о предстоящем рискованном приключении. В этот поздний час в величественной атмосфере церкви она почувствовала неожиданный прилив отваги. Если бы к этому моменту она еще не решила, что поступает правильно, такой знак одобрения свыше, без сомнений, убедил бы ее.
«Всевышний, Ты вручил этих несчастных женщин моим заботам, — тихо шептала она. — Господи, не дай мне обмануть их ожидания». И после короткой паузы добавила: «Не дай обмануть и Твои ожидания».
Вернувшись из церкви, она обнаружила, что Жосс ждет ее во дворе. Когда она подошла, он тут же произнес слова, которые, должно быть, давно заготовил:
— Аббатиса, не будете ли вы любезны передумать?
Взмахнув рукой, она заставила его умолкнуть.
— Сэр Жосс, — спокойно сказала Элевайз, — это бесполезно.
— Но…
Он стоял очень близко и смотрел на нее сверху вниз. Наконец, словно прочитав решимость в ее глазах, рыцарь слегка пожал плечами.
— Хорошо, — молвил он, вздохнув. — Я умываю руки.
— О нет, сэр Жосс, — возразила Элевайз. — Не умываете. — А затем, прекрасно понимая, что дразнит его, добавила: — Если уж хотите произнести проповедь, как насчет того, чтобы ей быть не о руках, а о вашей собственной голове?
В ответ он лишь проворчал что-то невнятное.
Аббатиса обнаружила, что, пока она была на богослужении, Жосс не сидел сложа руки. Он запасся парой одеял, хлебом и водой, сложил все это в мешок, а на дно засунул что-то твердое, завернутое в ткань. Элевайз предположила, что это оружие, возможно, кинжал. Несколько секунд она смотрела на рыцаря, но почувствовала, что сейчас неподходящий момент напоминать о правиле, запрещающем приносить в аббатство подобные вещи.
— Вы достаточно тепло одеты? — спросил Жосс, когда они наконец вышли в путь. Было совсем темно, луна только-только начала всходить. — Воздух пока еще теплый, но позже будет холодно.
— Вполне тепло, — ответила Элевайз. У нее уже появилась подобная мысль, и она нашла минутку, чтобы зайти в спальню и поддеть под монашеское одеяние теплую шерстяную рубашку.
Жосс кивнул.
Они покинули аббатство через главные ворота.
Впереди медленно вырисовывался лес, в чьи странные и таинственные глубины им предстояло скоро войти. Элевайз заметила, что Жосс заглянул в домик привратницы, пустовавший по вечернему времени. Когда он вернулся, на левом боку у него висел тяжелый меч в ножнах.
Вид меча напугал аббатису еще больше, чем спрятанный в мешке кинжал. Ее даже охватила дрожь.
Похоже, рыцарь знал дорогу.
Элевайз шла следом. Это было очень удачно, поскольку, при всех прочих обстоятельствах, находясь у него за спиной, она могла свободно приподнимать подол, не теряя благопристойного вида. Аббатиса могла только изумляться, как хорошо Жосс изучил стежки и дорожки Великого леса.
Луна поднялась довольно высоко. Ее света уже хватало, чтобы их путь был довольно легким. Когда Жосс в очередной раз отвел в сторону ветку зловредной ежевики, чьи колючки могли бы поранить ее щеку, аббатиса пришла к выводу, что темной или пасмурной ночью их вылазка была бы просто невозможна.
«Просто удивительно, как глаза привыкают к темноте!» — думала Элевайз. Когда они покидали аббатство, она с трудом различала во мраке смутные контуры предметов, теперь же аббатиса видела то, что их окружало, почти во всех подробностях. Вот уходит в кусты тропа какого-то маленького зверька, вот наполовину вылезшее из земли корневище огромного бука, а вон там…
Жосс остановился без предупреждения, и Элевайз налетела на него.
— Простите! — сказала она. — Но…
— Тише! — Казалось, рыцарь чувствовал себя немного виноватым, что столь бесцеремонно перебил ее.
— Все в порядке, — аббатиса тоже понизила голос. — Что там?
Жосс стоял неподвижно, медленно водя головой из стороны в сторону. Элевайз ждала. Через несколько секунд рыцарь едва заметно пожал плечами и объяснил:
— Я не знаю. Вероятно, ничего. Идем дальше?
— Да.
Она заметила, что теперь Жосс шел еще более осторожно, хотя едва ли и раньше можно было сказать, что он двигался беззаботно или шумно. Рыцарь то и дело останавливался, все так же поводил головой, и Элевайз поняла, что он прислушивается.
К чему?
О, Боже, что угодно, только не мурлыкающее пение! Нет!
Охваченная ужасом, аббатиса схватилась за деревянный крестик, висевший на шее.
Но затем где-то внутри ее существа послышался спокойный голос: «А чего ты ожидала? Ты слышала пение и знаешь, что оно доносилось из леса. Более чем вероятно, что ты услышишь его снова».
Элевайз сделала глубокий вдох, затем другой.
Это помогло. Все еще пребывая в смятении, она по крайней мере чувствовала, что может управлять собой.
Когда аббатиса снова двинулась вслед за Жоссом, у нее мелькнула мысль: а взял ли он свой оберег? Почему-то Элевайз решила, что взял.
Теперь они были глубоко в лесу. Аббатиса предположила, что они прошли мили две или даже больше. Наверное, больше. Трудно было оценить расстояние, поскольку Жосс и Элевайз то и дело останавливались, но когда они двигались, то шли довольно быстро. Вопреки всему какая-то часть души аббатисы получала даже наслаждение от ходьбы по лесу. Наверное, потому, думала она, что я уже много лет не двигалась таким образом — глубоко дыша, размахивая руками, широко ступая. Просто монахини в аббатстве так не ходят.
«Это напоминает мне наши прогулки с моим милым Иво», — подумала Элевайз.
Ее покойный муж тоже любил энергичную ходьбу. Часто, когда их суетливая жизнь позволяла передохнуть хотя бы нескольких часов, они выходили и…
— Слушайте! — раздался рядом с ней тихий голос Жосса.
