руку и сложила ладонь так, что большой палец соединился с остальными, образуя подобие шара. — Сияние недавно зачатого младенца слабо, но ощутимо с того самого мига, когда его жизнь началась. — Очевидно, она заметила, что Элевайз не поняла ее, потому что, понизив голос, сказала: — А, забудь об этом. Должно быть, этот навык, как и многое другое, женщины внешнего мира утратили.
«Невероятно, — подумала Элевайз. — Просто невероятно». Если она поняла правильно, Наставница утверждала, что знала сразу же после первого обряда, что Селена понесла, но, как это часто случается, только что наступившая беременность оказалась слишком хрупкой и вскоре окончилась неудачей. Теперь, спустя два месяца, девушка забеременела вновь.
— А сейчас она беременна? — спросила аббатиса.
Наставница улыбнулась.
— Да. И на этот раз новая жизнь упругая и сильная. Это мальчик, — добавила она.
Очевидно, терпению Жосса пришел конец. С упорством возвращаясь к вопросу, который был для него самым главным, рыцарь спросил:
— Почему же вы пели тогда, той ночью? Если не было никакого обряда, чем вы занимались?
«Осторожно! — захотелось крикнуть аббатисе. — Мы на земле Наставницы, а расспрашивать столь дерзко женщину, обладающую подобным могуществом — и невежливо, и неблагоразумно!»
Кажется, Наставница услышала ее, так как повернулась к Элевайз и сказала:
— Не бойся. Я отвечу этому человеку. — Затем, обращаясь к Жоссу, произнесла: — В ту ночь в рощу пришли чужаки. — Почти неуловимая улыбка коснулась ее лица. — Чужаки помимо тебя. Мы остались здесь, чтобы наблюдать.
Во взгляде рыцаря было сомнение.
— Не ради убийства?
— Нет, — твердо ответила она. — Чужак, который как заколотая свинья истекал кровью на лесной земле, умер не от наших рук. — Она остановила на Жоссе пронизывающий взгляд. — Мы убиваем чисто. А как вы хорошо знаете, чужаку, тому мужчине, понадобилось время, чтобы умереть.
Элевайз заметила, что Жосс кивнул.
— Жосс, — прошептала она. — Что это значит?
В его устремленном на аббатису взгляде было сострадание.
— Я слышал его крики, — ответил рыцарь.
— О!
«Он слышал, как Юэн долго и мучительно умирал, — с ужасом подумала Элевайз. — Слышал предсмертные вопли несчастного… Боже Милостивый!»
— Тебя мы тоже видели, — говорила меж тем Наставница Жоссу. — Думаю, ты почувствовал это. Мы знали, что ты приходил в рощу и в ту ночь, и в предыдущую.
Усмешка рыцаря больше напоминала гримасу.
— Да. Я знаю. Я чувствовал на себе взгляды, оба раза. — Он поднял одну бровь. — Но вы не причинили вреда мне, — заметил он.
— Да, — согласилась Наставница. — Из всех чужаков в наших владениях той ночью лишь у тебя было смутное представление о том, что скрыто в стихии леса.
Жосс медленно кивнул.
— Да.
— Ты стоял возле поваленных деревьев и горевал о жизни, которой не будет.
— Да.
Элевайз тихо позвала его.
— Жосс!
Рыцарь повернулся к ней.
— Я не мог рассказать вам, — сказал он извиняющимся тоном. — Я… это… о, просто я не могу передать это словами.
— Да, — ответила она мягко. — Я все понимаю.
Жосс снова посмотрел на Наставницу.
— Так почему? — спросил он.
— Что?
— Почему вы не причинили мне вреда? — спросил он. — Я удивлялся тогда и удивляюсь сейчас. Разве в самом деле не удивительно, что вы стоите здесь, с нами, отвечаете на наши вопросы, терпите наше присутствие, хотя раньше совершенно ясно дали понять, что не рады чужакам?
Наставница показала на мешок, оставшийся на берегу ручья, там, где Жосс бросил его.
— Причина в этом.
— Из-за мешка?
Издав звук нетерпения, Наставница ответила:
— Нет, чужак, из-за того, что на нем.
Рыцарь обернулся, чтобы посмотреть. Когда он поворачивался к Наставнице, Элевайз уже знала, что он скажет.
— Оберег, — прошептал он. — Вы увидели оберег.
— Он наш, — сказала Наставница.
— Кто прикрепил его к моему мешку?
Наставница улыбнулась.
— По-твоему, кто?
— Калиста! — воскликнул он, и ответная улыбка появилась на его лице. — Это Калиста.
— Да, это так, — признала Наставница. — Похоже, тебе удалось понравиться ей, чужак, — заметила она с легкой иронией. — Калиста понимает наши знаки. Она прикрепила к твоему мешку этот оберег, меч Нуады, и тем самым сказала: «Не причиняйте ему вреда».
— О Боже, — пробормотал Жосс. Затем, словно ему в голову неожиданно пришло кое-что еще, он взглянул на Элевайз и быстро спросил: — Он все еще охраняет нас?
Наставница долго не отвечала. Она пристально посмотрела на Жосса, а затем устремила неподвижный взгляд на Элевайз.
Вместе со страхом у аббатисы возникло ощущение, что каждый дюйм ее мозга пронизан двумя тонкими лучами белого света, которые, казалось, исходили из поразительных глаз Наставницы и проникали через зрачки Элевайз.
Это было неприятное ощущение.
В тот самый миг, когда аббатиса почувствовала, что больше не может этого выносить и вот-вот закричит, умоляя сжалиться, все прекратилось.
Как ни в чем не бывало, Наставница смотрела в даль, простиравшуюся за потоком:
— Согласно древнему закону вы оба должны быть преданы смерти. Чужакам, узнавшим наши тайны, не позволено жить. — Она снова взглянула на Элевайз. — Но ты, женщина, заботишься об одной из нас, и она молит о тебе.
«Будь благословенна, Калиста», — промелькнуло в голове Элевайз.
— А ты, мужчина, — Наставница повернулась к Жоссу, — владеешь священным оберегом. — Она показала на маленький меч на мешке. — Его сила защищает от смертной кары. Я не смогла бы сразить владеющего мечом Нуады, даже если бы захотела. Нет, — добавила она совсем тихо, обращаясь почти к самой себе, — не смогла бы, не приложив огромных усилий.
Элевайз ощутила, как ее онемевшие от напряжения плечи расслабились. Жосс глубоко вздохнул.
Но Наставница еще не закончила.
— Никакое зло не придет к вам… сейчас! — неожиданно громко воскликнула она. Ее поднятая правая рука грозно указывала на Элевайз и Жосса. Затем, более спокойно, она продолжала: — Сейчас я отпускаю вас обратно в ваш мир. Но вы никому не расскажете о том, что видели. Никогда.
— Да! — согласилась Элевайз.
— Никогда, — вторил ей Жосс.
Наставница наблюдала за ними, нахмурившись, словно пребывала в глубоком раздумье. Потом
