кто бы пожалел об этом. Угадайте, что Лоншан тогда сделал? Ну-ка, угадайте! Клянусь, у вас не выйдет!
— Даже не буду пытаться, — ответил Жосс, усмехнувшись. — Расскажите.
Купец загоготал.
— Он просто-напросто сбежал из Англии, переодевшись женщиной! — воскликнул рассказчик. — Он, презирающий женский пол! Он настоящий коротышка, и из него получилась хорошенькая женщина, одетая с ног до головы в зеленый наряд!
Жосс обнаружил, что тоже смеется. Он видел Уильяма Лоншана совсем недолго, но мог представить его одетым в женское платье. Почти.
Веселье купца росло. Со смехом он продолжал:
— Только позвольте мне рассказать, что случилось дальше, дружище, и я дам вам возможность вставить слово.
— Сомневаюсь, что я смогу сравниться с вами, — заметил Жосс, но, кажется, купец его не слушал.
— Он добрался до Дувра, наша леди Лоншан, представьте, и начал заинтересованно глядеть по сторонам в поисках корабля, который доставит его во Францию. — Рассказ прервал новый взрыв хохота. — Представьте, стоит он на причале, смотрит туда и сюда, и тут появляется матрос! Только что из дальнего плавания, разумеется, страстно мечтающий о женщине, которая согрела бы его постель! И этот моряк обнимает Лоншана и говорит: «Привет, моя прелесть, не хочешь ли немного повеселиться?»
— Ха! — Жосс мог вообразить это. — И что он? Захотел повеселиться?
Купец ответил с притворным возмущением:
— Я совершенно уверен, что нет. Он совсем не такой, несмотря на все его скверные дела! — Затем, еще раз достав свою фляжку, попутчик ободряюще взглянул на Жосса и сказал: — А сейчас, сэр, ваша очередь. Расскажите мне, что нового во Франции.
Возвращение Жосса в Новый Уинноулендз стало поводом для торжества. Уилл и Элла, которые ожидали его давным-давно, потрудились на славу, чтобы радушный прием, оказанный хозяину, был безукоризненным. Более того, за время отсутствия рыцаря Уилл сумел убедить даже самых низкородных обитателей поместья в том, какой у них хороший хозяин. Жосс с удивлением обнаружил, что его радостно приветствовал каждый, кого он встречал.
Жосс сидел в своей собственной зале за кружкой превосходного меда Эллы в руке, поставив ноги на скамейку перед огромным пылающим очагом, и думал, что это замечательно — быть дома.
Он нанес визит вежливости общине в Хокенли за две недели до Рождества.
Сестра Марта вышла, чтобы забрать его коня, брат Майкл, перестав подметать, поднял голову и перекинулся с ним парой слов, брат Савл, издалека заприметив Жосса, побежал навстречу и крепко, с удовольствием пожал ему руку.
Пересекая внутренний двор и направляясь к комнате аббатисы, Жосс с радостью подумал, что здесь все выглядит так, словно он никуда и не уезжал.
Аббатиса тоже тепло поприветствовала его. Она расспросила, что рыцарь делал все это время, и внимательно выслушала рассказ о семье в Аквине и возвращении в Новый Уинноулендз. Жосс, в свою очередь, спросил ее, как обстоят дела в общине Хокенли, и она уверила его, что все идет хорошо.
После недолгой паузы он спросил:
— Эсиллт все еще здесь?
Аббатиса улыбнулась.
— Да. Я ожидала, что вы об этом спросите.
— Могу я увидеть ее?
— Конечно. Вы знаете, где ее найти.
Когда Жосс подходил к двери дома для престарелых, он услышал пение Эсиллт.
«Что ж, — подумал он, — значит, девушка вновь повеселела».
Он вошел, поспешно закрыв за собой дверь, — дул пронизывающий западный ветер — и увидел в дальнем конце просторной комнаты сестру Эмануэль, склоненную над пациентом, который вдыхал пары какого-то горячего снадобья из широкой низкой чаши. Эсиллт складывала чистые покрывала.
Она подняла глаза и заметила рыцаря.
Улыбка медленно преобразила ее лицо, когда Эсиллт, положив выстиранные вещи, подошла и поздоровалась с ним.
— Я обещал, что приду, — мягко сказал Жосс.
— Так и есть, — согласилась она. — Я знала, что однажды вы придете.
Взяв рыцаря за руку, она повела его по комнате, представляя пожилым людям и останавливаясь для беседы возле тех подопечных, кто был достаточно бодр, чтобы поговорить с незнакомцем, и проходя мимо тех, кто мог лишь кивнуть. Одна старая монахиня с добрым лицом, чьи сияющие голубые глаза, казалось, не пропускали ни малейшей детали, взяла руку Эсиллт, сжала ее и, лаская девушку взглядом, сказала Жоссу:
— Она наша радость, эта девушка. Она нежна с нами, как мать. Разве удивительно, что мы любим ее?
Вспыхнув, Эсиллт наклонилась, поцеловала пожелтевшую, в глубоких морщинах, щеку старой женщины и пробормотала что-то похожее на «О, что вы!»
Когда Жосс и Эсиллт закончили обход, они подошли к двери и остановились.
— Значит, ты решила остаться, — проговорил он.
— Да.
— Хорошее решение, Эсиллт.
— Пока, — поспешно добавила она.
— Только пока?
Девушка подняла голову, и рыцарь заглянул в ее ясные глаза. В какое-то мгновение Жосс почувствовал, что читает ее мысли. Эсиллт такая юная, пусть она обрела и потеряла одну любовь, но вне этих стен — целый мир, полный тех, кого она могла полюбить. Неужели ее будущее — остаться взаперти с этими милыми стариками, даже если никто не сможет позаботиться о них лучше?
«Нет, — с грустью подумал он, — нет». Но ни она, ни он не высказали этой мысли. Вместо этого после паузы Эсиллт просто повторила это слово:
— Пока.
Жосс вернулся, чтобы посидеть с аббатисой, которая обещала ему кружку горячего вина. Когда Жосс постучал в дверь и вошел, он уловил аромат пряностей.
— Пахнет чудесно, — заметил он, усаживаясь.
— Вино действительно чудесное, — согласилась аббатиса. Она наполнила оловянный кубок и протянула ему, затем, подняв свой, сказала: — Добро пожаловать снова.
— Благодарю вас. — Рыцарь потягивал вино. — Восхитительно!
Некоторое время они наслаждались горячим душистым напитком.
Потом Жосс осторожно заговорил:
— Боюсь, юная Эсиллт не останется ухаживать за старыми людьми навечно.
— Конечно, нет, — спокойно согласилась аббатиса. — Она выйдет замуж, заведет большую семью, вырастит детей, а потом, если на то будет воля Всевышнего, вспомнит о своем даре и вернется к работе, которую выполняет так хорошо.
— Вы думаете?
Она улыбнулась.
— Я молюсь об этом. Такая женщина, как она, всегда будет нужна.
— Гм… — Он остановился, сделал глоток, затем поинтересовался: — А сестра Калиста? Как она?
— Ах, сестра Калиста! Да. Она одна из самых юных монахинь, когда-либо давших вечные обеты
