здесь у нас, но я думаю, что была права, разрешив ей принять постриг. Она так счастлива, сэр Жосс!
— Я рад, — просто ответил он. За одной мыслью следовала другая, и он спросил: — Что-нибудь еще произошло вслед за тем делом, летом? Полагаю, Сиф Миллер был отпущен?
— Да, — она нахмурилась. — Не слишком великий повод для ликования, но я слышала, что едва не состоявшееся знакомство с палачом подействовало на него благотворно.
— Что вы хотите этим сказать?
— Это побудило его исправиться. — Элевайз вздохнула. — И нам остается только молиться, чтобы эти изменения в лучшую сторону сохранились навсегда. Но у меня на этот счет сомнения.
— Имейте веру, аббатиса, — с напускной строгостью заметил он.
Ее брови взлетели вверх.
— Я имею, сэр Жосс. А еще у меня есть опыт.
— Ах, да, — он склонил голову. Затем, возвращаясь к теме их разговора, спросил: — Думаю, других арестов в связи с теми двумя смертями не было?
— Тремя смертями, — поправила она.
— Да, тремя.
На какое-то время Жосс забыл о Тобиасе и бедной Петронилле в ее недавнем вдовстве.
— Нет, больше никаких арестов. Шериф Пелем был доволен выводом, что Лесные люди убили Хамма Робинсона, а Эсиллт рассказала ему, что Тобиас зарезал Юэна Ашера. Поскольку первые к тому времени уже были в сотнях миль, а второй — еще дальше от рук шерифа, он мало что может сделать.
— Все так, — пробормотал Жосс.
Внезапно перед его глазами возникла картина: красивый молодой человек с соколом на запястье выезжает из леса солнечным летним утром. «Тобиас, — подумал он, — не дал ни малейшего повода подозревать, что был не тем, за кого себя выдавал. А выдавал он себя за жизнерадостного парня, наслаждавшегося утренней соколиной охотой. Хотя лишь несколькими часами раньше он занимался любовью со своей женщиной и заколол кинжалом несчастного беднягу, который случайно помешал им». Другая мысль поразила его.
— Ну, конечно же! — пробормотал он.
— Сэр Жосс?
— Я только что думал о Тобиасе. В то утро, после того как мы нашли тело Юэна Ашера, я встретил его.
— В самом деле?
— Да. Я всегда недоумевал, что он делал там, и решил, что он, как бы это выразиться, пустил нам пыль в глаза. Тем, что он был прямо там, так близко к месту убийства, он словно пытался убедить нас, что не имеет к этому никакого отношения.
— Очень хорошая идея, — отозвалась аббатиса. — Тем более, что это сработало.
— Да. — Жосс проигнорировал ее мягкую иронию. — Но, аббатиса, причина в другом!
— В другом?
— Да. Помните, как Эсиллт была одета? Или, точнее, не одета? У нее не было ничего на голове, и…
— Да, я помню.
Жосс прочитал в ее прохладном тоне мягкий упрек: нужно ли говорить о подобных вещах? Но он знал, что делает.
— Аббатиса, а вы не задумывались, что сталось с недостающей одеждой Эсиллт? Он…
— Тобиас вернулся, чтобы забрать ее! — закончила Элевайз за него. В ее голосе слышалось волнение, вся холодность улетучилась. — Ну, конечно! Представляю, что было бы, если б рядом с телом бедняги Юэна нашли женскую одежду! Все сразу узнали бы, что накидка и прочее принадлежит Эсиллт, а потом вышли бы на Тобиаса, который был ее любовником и снял с нее все это.
— Да, да, — задумчиво говорил Жосс. Взглянув на аббатису, он неуверенно продолжил: — Я не могу не думать, аббатиса, что, может быть, это к лучшему, что все случилось именно так.
Она долго смотрела ему в глаза. Потом ответила:
— И я.
— Гм… Но иногда меня тянет рассказать кому-нибудь, что мы видели, там, на поляне. Полагаю, это исключительно оттого, что я знаю: этого делать нельзя.
— В самом деле? — Кажется, признание рыцаря ее позабавило. — А меня не тянет. — Она остановилась. — К тому же, — продолжила она спокойно, — я уже все рассказала.
— Что?
«О Боже мой! — подумал он, — неужели это правда? Неужели Элевайз нарушила клятву, данную Наставнице? И теперь между лопатками всегда будет зуд от предчувствия умело брошенного дротика с кремниевым наконечником?»
— Не пугайтесь так, Жосс, — сказала аббатиса, улыбнувшись. — Я рассказала другу, вездесущему и надежному другу, который любит меня, как любит всех нас, и не обманет мое доверие.
— Ах… О, понимаю.
Да. Конечно. Она рассказала Господу, а Он, без сомнений, уже все знал.
Аббатиса наблюдала за рыцарем.
— Вам тоже следует попробовать, — предложила она.
Их взгляды встретились.
— Возможно, я так и поступлю.
Жосс не остался в Хокенли допоздна. Темнело рано, и он хотел побыстрее оказаться возле своего собственного очага. Аббатиса вышла проводить его.
Удерживая рукой узду Горация, она сказала:
— Я еще не поблагодарила вас, Жосс, за то, что вы сделали летом.
— Я не сделал ничего особенного, — возразил он. — В том, что убийства раскрыты, нет никакой моей заслуги.
— Возможно, и так. — Элевайз казалась немного смущенной, что было необычно для нее. — На самом деле я благодарю вас не за это, а за спасение моей жизни.
Она, оказывается, помнила.
Пытаясь не обращать внимания на вспыхнувший внутри теплый огонек счастья, рыцарь ответил:
— Вы бы не погибли, Элевайз. Такая сильная женщина, как вы, не может погибнуть.
Она пожала плечами.
— Кто знает?
Затем аббатиса отпустила узду и повернулась, чтобы уйти.
Жосс крикнул ей вслед:
— Если я понадоблюсь, вы знаете, где меня найти!
Но она лишь помахала рукой в ответ.
КОММЕНТАРИИ
Алиенора Аквитанская (1122–1204), дочь герцога Аквитанского Гийома де Пуатье, внучка первого трубадура Прованса Гийома IX Аквитанского, королева Франции, супруга французского короля Людовика VII (1137–1152). После расторжения брака в 1152 г. вышла замуж за графа Генриха Анжуйского, который в 1154 г. стал королем Англии — Генрихом II Плантагенетом. От первого брака у Алиеноры Аквитанской было несколько дочерей, от второго — четыре сына, среди которых король-трубадур Ричард I Львиное Сердце.
Поддерживая притязания старших сыновей, Алиенора Аквитанская вместе с ними подняла мятеж против Генриха II Плантагенета. Усобица длилась около двух лет. Победу одержал Генрих II Плантагенет.
