замерла у постели Петра. Петр смотрел на нее древними совсем глазами — и во всей фигуре его был покой, огромный нездешний покой.
— Я украла книгу, — тихо, словно боясь спугнуть ангела, сказала она, — возьми.
— Спасибо, — улыбнулся Петр. — Теперь как раз она мне очень нужна — узнать, что же дальше. Я, пожалуй, успею к утру: завтра можно будет вернуть ее, если сегодня ночью тебя не арестуют. Придешь завтра?
— Ну и вопросы у тебя! — Она поцеловала его и вышла: фея-авантюристка, исполняющая желания и тут же исчезающая-из-поля-зрения… Так и надо, Эвридика. Молодец.
…исчезающая-из-поля-зрения, чтобы опять быть рядом когда нужно.
— Привет. — Невозможно прекрасная утренняя-Эвридика.
— Привет. — Бессонный Петр закрыл книгу. — Тебя не арестовали?
— Нет еще. Часа через полтора арестуют… когда книгу привезу. Сегодня мама работает, я ей не сказала ничего. Она, наверное, и арестует. — И присела на кровать: невозможно-прекрасная-утренняя-Эвридика… Соседи-на-костылях любезно оставили их вдвоем.
— Никто тебя не арестует. Книгу вообще никуда отвозить не надо.
— Ну уж нет! — замотала головой Эвридика. — Пусть меня казнят честной.
— Книгу отвозить не надо, — повторил Петр. — Дело в том, что ее никто не хватится: этой книги никогда там не было.
— Не было? — просто и доверчиво спросила фея-авантюристка.
— Не было, — подтвердил Петр.
— Что ж… пусть тогда и не будет, — Эвридика облегченно вздохнула: проблема исчерпала себя сама. — Ты мне что-нибудь расскажешь?
— А нечего почти рассказывать. Тут все то же самое. Ты это уже знаешь.
— От Эммы Ивановны?
— И от нее тоже. От нее в первую очередь.
— Но ты все время улыбаешься, Петр… так, как будто знаешь, что делать.
— А я знаю, что делать, — весело ответил тот. Он взял Эвридику за руку. — Надо просто жить. Жить — и этого будет вполне достаточно. — Петр смеялся и просто-таки невозможно походил на Станислава Леопольдовича, когда старик разгуливал по телеэкрану с «долзеленый-йо-хо!» на губах.
— И все же, Петр?
— Для начала свяжись с кем-нибудь из ансамбля — у тебя ведь есть телефоны? Надо попросить от моего имени и от имени… Станислава Леопольдовича снять блокаду с дома восьмерок.
— Почему? — испугалась Эвридика.
— У него и так ничего не выйдет. Или выйдет все. — Это был более чем туманный ответ — впрочем, Эвридика и не ожидала другого.
Она только спросила:
— Сейчас позвонить?
— Сейчас. — И Петр взял с тумбочки конверт. С восьмерками. Развел руками и порвал его на глазах Эвридики. — Кажется, мое письмо дошло уже по адресу. К сожалению.
— Я ничего не понимаю, — сокрушилась Эвридика.
— А не все нужно понимать, — с готовностью сказал Петр. — Есть и непонятные вещи. Много непонятных вещей.
— Для тебя — тоже?
— Конечно. Для всех. Я вот не понимаю, например, как это — телефон? Или, допустим, — телевизор!
— Да ну тебя! — махнула рукой Эвридика и в первый раз за утро улыбнулась.
Так, с улыбкой, и отправилась к двери, на пороге которой столкнулась с Аидом Александровичем.
— Здравствуйте, царь-Аид. Я сию секунду вернусь.
— Vale, — ответил тот и вошел к Петру. — Нуте-с, как наше настроение? Завтра, говорят, гипс снимают? — Он достал из кармана два апельсина-невероятных-размеров. — Это я Вам был должен. — И протянул апельсины Петру.
— Спасибо. А настроение-наше прекрасно. У Вас какие-то неприятности?
— Никаких неприятностей, с чего Вы взяли?
— Очень уж Вы бодры, — нейтрально заметил Петр. — А что… письма все еще приходят?
— Какие письма? — Аид невинен-как-дитя.
— По поводу телепередачи с Рекрутовым. — Петр тоже невинен-как-дитя.
— Что это Вы вспомнили такую седую старину?
— И сам не знаю, — ускользнул Петр.
— Нет уж, — Аид мгновенно повзрослел. — Выкладывайте, что у Вас, да поскорее!
— Ничего особенного, — нарочно не взрослел Петр. — Пустяки всякие: витальные циклы. Элизиум, Атлантида… Контактная метаморфоза, если хотите.
— Эвридика? — взревел Аид. — Ну, она у меня узнает!.. С ней же, оказывается, нельзя иметь дела!
— Да помилуйте, Аид Александрович! Вот тут у меня книга, где все написано. Дарю. Я уже знаю ее наизусть. Теперь Ваша очередь.
Аид вертел в руках, ворча: «Очень мило с вашей стороны дарить библиотечные книги… да еще из Ленинской библиотеки! Я же вижу… штамп стоит, Вы вор, что ли?»
— Штамп — это камуфляж, — бесстрастно пояснил Петр. — На ней не должно быть никакого штампа, это анахронизм.
— Правда подарок? — начинал верить Аид и влезал уже в книгу по островерхим гребням готических литер.
— Правда, дорогой Вы наш Аид Александрович! — Вид у Петра был предпраздничный. — Тут Вам предложат объяснения тому, над чем вы бьетесь всю жизнь. Если, конечно, Вы захотите их принять. — Аид спрятал книгу в портфель. — Спасибо, Петр, Вы сделали для меня больше, чем могли.
— Это все-таки она, — кивнул Петр на входящую Эвридику.
— Проходите, преступница, — растроганно сказал Анд.
— Удалось? — спросил Петр.
— Будем считать, что да. Дежурным сейчас же все передадут. Павел поедет вместе с Бес.
— Павел… вместе с Бес? — Аид Александрович заинтересовался. — А что — там новости какие- нибудь?
— Новости здесь, — уточнила Эвридика. — Петр распорядился снять блокаду с дома восьмерок.
— Петр? Распорядился?.. С чего? На каком основании? — с-четверть-оборота завелся Аид. — У меня же Станислав Леопольдович в институте на искусственном питании… Вы отдаете себе отчет!
— Случится то, что случится, — спокойно сказал Петр. — Рано или поздно, так или иначе, но в любом случае все кончается. Нам ведь будут даны и другие жизни… много других жизней, поскольку с первого раза трудно все рассмотреть и расслышать…
— Вы говорите, как тень! — ужаснулся Аид Александрович. — Голосом тени… и с интонациями тени!
— Это он книгу одну прочел, — вступилась за Петра Эвридика, — немецкую книгу, она здесь. — Петр, покажи книгу, Аид Александрович знает ведь немецкий. — Эвридика поискала книгу глазами, вопросительно взглянула на Петра.
— Ты забыла, Эвридика, — напомнил Петр, — не было никакой книги.
— Но я же… ах ну да! Простите, Аид Александрович, не было никакой книги, я что-то путаю.
В дверь постучали.
— Это соседи! — спохватилась Эвридика. — Они вынуждены все время уходить из-за меня…
Стук повторился.
— Да-да, — крикнула Эвридика, пожалуйста!
И возник у порога незнакомый человек непримечательной наружности — в халате поверх синего костюма с синим же галстуком более темного тона, светловолосый, полноватый.
— Вам кого позвать? — поднялась Эвридика, которая знала уже всех соседей Петра.
